Lex credendi est lex orandi — закон веры есть закон молитвы. Эпоха Вселенских Соборов

Москва. Урок истории школьников младших классов в Третьяковской галерее.

О том, что мы не чужие, а родные Богу, преподобный Макарий Египетский написал удивительные слова: «Нет иной такой близости и взаимности, какая есть у души с Богом, и у Бога с душою» (Беседа 45:5). И в этом запредельная высота христианского призвания.

И ответить на любовь Бога, «даже до Креста и погребения снисшедшего» к нам, мы можем только любовью. Учиться любить Бога «всем сердцем, всею душою, всеми силами и всем разумением» означает еще  знать о предмете любви. Наличие «разумения» о Боге подтверждает то, что мы ищем Его в своей жизни. И до того момента, когда последователей Христа стали именовать христианами (было это в сирийской Антиохии), их называли учениками. И путь христианской учебы, путь познания Божественного Откровения, путь молитвы и покаяния – это вся наша жизнь. И «потому что искомое, – по слову святителя Григория Нисского, – выше всякого познания» (жизнь Моисея Боговидца. Гл. 33), и потому, что Бог – не предмет науки, а наш Творец и Спаситель, «мы Им живем, и движемся  и существуем» (Деян. 1:28).

В духовной жизни нет мелочей, в ней сосредоточены все душевные, интеллектуальные и даже физические силы человека. И путь к Богу – это  молитва, это аскетический труд, и это богословие. В IV веке ученик великих капподокийцев,  авва Евагрий написал: «Если ты богослов, то будешь молиться истинно, а если истинно молишься, то ты богослов» (Слово о молитве. 61). Именно из знания о величии Бога и Его святости проистекает наше славословие и смиренное представление о самих себе, именно молитвенная обращенность к Богу делает так, что вероучительные формулы – догматы, становятся не отвлеченными определениями, но частью нашей духовной жизни. Неслучайно поэтому, что Никео-Цареградский Символ веры, молитвой не являющийся, тем не менее, входит и в утреннее молитвенное правило и в последование самой главной службы Церкви: Божественной литургии.

И конечно, знать учение Церкви, ее богословие, догматы, в которых очерчены границы православного –  правильного ведения Бога, необходимо не только потому что в них отразилась история нашей Церкви, а прежде всего потому, что они открывают для нас правое мнение о Том, Кто находится в центре всей жизни Церкви и в центре всего мироздания – о Христе Спасителе. Узнавая о Боге, мы познаем и самих себя, открываем подлинный смысл нашей жизни, то, ради чего, мы пришли в этот мир и ради чего его покинем. Ведь наш Бог стал человеком, и Тот, Кто, по слову отцов I Вселенского собора, является «единосущным» Отцу по Божеству, согласно с вероопределением III Вселенского собора «единосущен» и нам, по Своей человеческой природе.

В основе всех богословских споров, которые волновали и сотрясали византийское общество и в итоге приводили к созыву Вселенских соборов, лежал не просто конфликт различных взглядов на Личность Христа, исторические особенности древних богословских школ или несогласованности терминологии – это был вопрос спасения. Ведь освобождение человека от рабства греха и вечной погибели возможно только тогда, когда Иисус Христос – Бог и человек. Если бы Он не был Богом, то не смог бы победить смерть Воскресением, но если бы при этом не был и человеком, то между Ним и нами не было бы ничего общего, и следовательно не было бы реального общения со Христом в Церкви и ее Таинствах.  Поэтому в преддверии IV Вселенского собора папа Лев Великий писал: «Не полезно для спасения и одинаково опасно – признавать во Христе Иисусе или только Бога без человека, или только человека без Бога» (Послание к Флавиану, архиепископу Константинопольскому).

Господь Иисус Христос, по слову Писания, не только краеугольный камень мироздания, но также «камень преткновения и камень соблазна» (Рим.9:31). И вся проблематика эпохи Вселенских соборов вращается вокруг Личности Христа Спасителя, сначала как споры о Его Божестве, а затем о Его человеческой природе – вопросы христологии – как сосуществуют в Единой Личности Христа две природы.  «В христологических спорах, – по слову протоиерея Георгия Флоровского, — в действительности обсуждалась и решалась антропологическая проблема. Ибо спор шел о человечестве Спасителя, о смысле восприятия Единородным Сыном и Словом человеческого естества. И тем самым, – о смысле и пределе человеческого подвига и жизни. Может быть, именно поэтому христологические споры получили такую исключительную остроту, и затянулись на три столетия» (Византийские отцы V-VIII веков).

Церковь выразила свое знание о Спасителе – Истинном Боге и подлинном человеке в знаменитом оросе IV Вселенского собора, согласно с которым Бог и человек пребывают и познаются в Личности Господа Иисуса Христа «неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно».

Эти четыре слова сохраняют полную антиномию для разума тайны Личности Спасителя как Бога и человека, и в тоже время ограждают от двух полярных взглядов на Господа породивших две самые грубые христологические ереси: несторианство, разделяющее Христа на отдельно Бога и человека, и монофизитство, утверждавшее полное растворение человеческой природы в Божественной. Вероопределение Халкидонского собора – это еще и ответ на наше вопрошание о Богочеловеческой природе Церкви, о пребывании Бога в Таинствах и о нашем с Ним соединении – нашем спасении. Таким образом, догмат о Богочеловечестве Спасителя, это не отвлеченный богословский вопрос, а то, что должно помочь нам приходить к Богу и осознавать наше с Ним единство.

Также и учение VI Вселенского собора, утвердившее наличие человеческой воли у Христа Спасителя, и то, что эта «Его воля следует, а не противоречит, или противоборствует, скорее же и подчиняется Его божественной и всемогущей воле», говорит и о нас. О нашей воле, о необходимости нашего следования за волей божественной, как научил нас Господь,  и  о чем мы призваны просить  Отца Небесного: «Да будет воля Твоя…»

Одним словом, как гласит древняя христианская поговорка: «закон веры – есть закон молитвы». Богословие должно быть неотделимо от практики христианской жизни. И, наверное, лучше всего это иллюстрирует догмат иконопочитания в соответствии с которым «честь воздаваемая образу восходит к Первообразу и поклоняющийся иконе покланяется Ипостаси изображенного на ней». Восстановление иконопочитаения, которое потребовало молитвенного, богословского и мученического подвига, тогда в IX веке назвали «воскресением православия», теперь это праздник Торжества православия, отмечаемый в первый воскресный день Великого поста.  И сегодня, спустя века после VII Вселенского собора икона является неотъемлемой составляющей нашей домашней молитвы и храмового богослужения.

Все богословие есть осмысление и раскрытие Евангельской истины. Причем богословие формируется в истории и следовательно связанно с условиями (культурными, языковыми) в которых проходило его становление. И в то же время результат богословия не плод труда одного лишь человека, его разума и опыта. Это продолжение действия Бога в мире – это соработничество с Богом. «Изволилось Святому Духу и нам» (Деян. 15:28), – так писали участники апостольского собора в Иерусалиме в середине I века и этими же словами начинали свои вероопределения участники Вселенских Соборов. Автор древнего памятника христианской письменности (послания к Диогнету) свидетельствовал о христианах: «Их учение не есть плод мысли или изобретение людей ищущих новизны, они не привержены к какому либо учению человеческому как другие».

И даже вся сложная богословская полемика между святителем Григорием Паламой и Варлаамом, проходившая в XIV веке, сводилась к самому главному и насущному вопросу духовной жизни – богообщению. Согласно святителю, общение между Богом и человеком возможно потому, что существует ипостасное единство человеческой и божественной природ в Господе Иисусе Христе. Бог остается неприступным, но Его божественная сила сообщается человеку и может восприниматься нами. Троичный Бог обладает одной природой, и, следовательно, общими энергиями. Поэтому в каждом Божественном действии участвуют все Три Лица – Единый Бог. И раз Христос обладает Божественной природой, то значит для нас Он источник нетварных божественных энергий. И приобщаясь Христу — Его человечеству, мы причащаемся Его божественной энергии, сопричастной Его человеческой природе. И значит в одно и то же время Бог остается неприступным, неописуемым, непознаваемым, и в то же время Он открывается в даре Своей любви – Благодати, так что мы в Нем, а Он в нас  может пребывать. И в этом наше высшее призвание – стать «причастниками Божеского естества» (2 Петр. 1:14).

И если совершенное видение Бога в полноте откроется лишь в жизни будущего века, то начинается оно уже здесь и сейчас. И потому совершенно естественно, что вопросы вероучения были настолько важны для древних христиан, что их разрешению они посвящали не только время, но иногда и свои жизни. Святитель Григорий Нисский иронично описывал ситуацию, когда «все полно людьми, рассуждающими о непостижимом. Спросишь: сколько оболов надо заплатить, – философствует о рожденном и нерожденном. Хочешь узнать цену на хлеб – отвечают: Отец больше Сына. Спрашиваешь: готова ли баня? Говорят: Сын произошел из ничего».

Учение о Троичном Боге и Богочеловечестве Христа актуально и сегодня, и чтобы его воспринять, чтобы чеканные формулы догматических формулировок стали частью нашей молитвенной жизни,  требуется  усилие. Но ведь разве можно быть христианином и не знать о Христе?

Наверное люди просто измельчали духовно, если курс валют и подробности жизни телезвезд сегодня интересуют их более нежели знание о Боге. А вот византийцев волновало то, что приводит к Богу или отдаляет от него, то самое главное в жизни, то, что Господь назвал «единым на потребу». Это и сегодня самый насущный вопрос бытия, просто человек забывает, что ничего не возьмет с собой из этого мира, ни автомобиль, ни айфон – ничего кроме собственной души, которая  должна еще здесь, в нашем мире, встретить Бога и войти в Его любовь. И Господь открывается нам в Священном Писании, прежде всего в Евангелии,  и мы познаем Бога в молитве и, наконец, мы узнаем Его в учении Церкви.

Учение о Боге, выраженное в эпоху Вселенских соборов, есть ничто иное как осмысление, сохранение и незамутненное выражение Евангельской истины о Боге, ставшем человеком и пришедшем к нам. И если Пресвятая Богородица Мария дала Свою пречистую плоть, чтобы Слово стало человеком, то трудами святых отцов Благовестие Христа  обрело выражение в богословии и стало православным — правым мнением о Боге и Его прославлением.

 

прот. Михаил Браверман

Статья из журнала «Верующий разум», выпуск №5 (2015-2016) Тема: «Разоблачая мифы — преодолевая сомнения»