13 сентября 1920 г. В.Н. Муравьев подал прошение в Духовный Собор Лавры с просьбой принять его в число братии, на что получил согласие и первое монастырское послушание- послушание пономаря. В это же время послушницей Воскресенского Новодевичьего монастыря стала супруга Василия Николаевича- Ольга. Все имевшееся Муравьевы пожертвовали на нужды обителей. Только в Лавру Василий Николаевич передал 40 000 рублей в золотой монете — по тому времени целое состояние!

Уже 26 октября владыка Вениамин благословил постричь в монашество послушника Василия Муравьева одновременно с Ольгой Муравьевой. 29 октября 1920 г. наместник Лавры архимандрит Николай (Ярушевич) постриг послушника Василия Муравьева в монашество с наречением ему имени Варнава в честь духовного отца, старца Варнавы Гефсиманского. Тогда же в Воскресенском Ново-девичьем монастыре Петрограда была пострижена в монашество и Ольга Ивановна Муравьева с наречением ей имени Христина.

     Свершилось! Исполнилось заветное желание Василия Николаевича Муравьева. Цель, к которой настойчиво и терпеливо он шел почти сорок пять лет, была достигнута
Вскоре брата Варнаву рукоположили в иеродиакона, поставив заведовать кладбищенской конторой. Послушание на кладбище, доставшееся о. Варнаве, было одним из наиболее сложных в обители. Страну охватило пламя междоусобной брани. Красные убивали белых, белые убивали красных. На Никольском, Тихвинском и Лазаревском кладбищах плач стоял непрестанный. В храмах Александро-Невской Лавры отпевание следовало за отпеванием, панихида — за панихидой.

Провожать почивших, утешать родных и близких погибших… Это была первая школа духовного врачевания и наставничества, которую прошел будущий о. Серафим, вырицкий старец-утешитель, молитвенник за сирот и страждущих, предстатель пред Господом за всю Русскую землю.
Всех поражала его необыкновенная целеустремленность и строгость к себе: в редкие свободные часы о. Варнаву часто заставали в обширной библиотеке Лавры, ночи же напролет проводил подвижник в молитвенном предстоянии Господу, так что свет в окнах его келлии бывал виден до самого рассвета.
Активное участие принимал о. Варнава в деятельности Александро-Невского братства, ставившего целью защиту в эти годы святой Православной веры от гонителей.
Тем не менее, монашеская жизнь в Лавре не только не угасла, но переживала небывалый подъем. Обитель была настоящим центром церковной жизни Петрограда.
Именно в это время сложились удивительной теплоты отношения между лаврским иеродиаконом Варнавой и митрополитом Петроградским Вениамином. Смиренный и кроткий, владыка был человеком удивительно доступным. В обычае у него были ежедневные прогулки по Никольскому кладбищу Лавры, где находилась контора о. Варнавы. Таким образом, подвижники имели возможность часто видеться и беседовать о многом.

11 сентября 1921 г., в день Усекновения главы святого Иоанна Предтечи — подвигоположника и покровителя монашества- митрополит Вениамин возвел о. Варнаву в иеромонаха. И здесь заметно особое смотрение Божие об о. Варнаве, сподобившемся соединить ангельский чин иночества с благодатию священства именно в этот иноческий праздник, день усиленного церковного поста и сугубого покаяния.
Вместе с благим игом священства понес иеромонах Варнава и новое послушание — главного свечника Лавры. Служение о. Варнавы всегда отличалось неподдельной искренностью. Как вспоминают очевидцы, за литургией лицо его озарялось духовной радостью, и неслучайно, что на богослужения с участием иеромонаха Варнавы (Муравьева) всегда собиралось множество народа. Все стремились послушать его проповеди, отличавшиеся простотой и доступностью. Сказывался многолетний опыт подвижничества в миру. Бывший петербургский купец хорошо знал жизнь людей разных сословий от простолюдина до утонченного интеллигента, их духовные нужды и затруднения. Именно в это время души многих верующих потянулись к простому и кроткому о. Варнаве. Все шире становился круг его духовных чад, а у дверей его келлии все чаще стали появляться посетители, пришедшие за духовным советом и утешением. Руководство преподобного Варнавы Гефсиманского, приобщение к церковной традиции и опыту святых отцов послужили кратчайшим и удобнейшим путем его восхождения к старчеству.
Гонения на верующих не только не прекращались, но становились все более лютыми. Никто из иноков Лавры, выходя утром к богослужениям и на послушания, не был уверен, что вернется к вечеру в свою келлию. Особой скорбью отозвались в душе о. Варнавы аресты его друзей и сподвижников, братчиков и насельников Лавры. Как невосполнимую утрату переживал о. Варнава расстрел большевиками владыки Вениамина- несравненного наставника и близкого друга.

17 июля 1922 г., едва только о. Варнава успел вернуться из поездки на родину в Ярославскую губернию для встречи с больной матерью, в Петрограде и Лавре началась обновленческая смута. Вместе с духовником обители архимандритом Сергием (Бирюковым) в эти тревожные годы он стал настоящей опорой для братии, тяжко переживавшей как нападки на Церковь извне, так и внутрицерковные разделения и соблазны.
Неудивительно, что в скором времени после описанных событий руководство и братия Лавры решили избрать иеромонаха Варнаву (Муравьева) членом Духовного Собора, с назначением его на один из ключевых административных постов Лавры — пост казначея.
В течение второй половины 1926 г. архимандрит Сергий (Бирюков) стал готовить о. Варнаву к принятию послушания духовника. С любовью наставлял он своего преемника, который с ответной любовью принимал эти наставления.
Требования, которые предъявлялись к духовному руководителю Лавры, были весьма высокими. Уже само слово «старец» обязывало к очень и очень многому…

Перед тем как начать свое старческое служение, о. Варнава выразил желание облечься в великую схиму. Точная дата принятия о. Варнавой (Муравьевым) великого ангельского образа пока не установлена. Известно, что произошло это на рубеже 1926-1927 гг. При постриге в великую схиму он был наречен именем Серафим в честь святого преподобного Серафима Саровского чудотворца, которому всеми силами стремился подражать о. Варнава в течение всей предыдущей жизни.

В жизнеописании прп. старца Варнавы Гефсиманского, изданном в 1907 г., есть упоминание о неком его духовном сыне, петербургском купце В. Н. М-ве, видевшем удивительный сон. Наш читатель без труда узнает здесь Василия Николаевича Муравьева, которому Промыслом Божиим через двадцать лет суждено было стать духовником Свято-Троицкой Александре-Невской Лавры.

«Виделось мне, — говорил он, — будто я иду на богомолье в Никольский монастырь, что близ моей родины в Гороховецком уезде (неподалеку от Иверско-Выксунского женского монастыря, основанного преподобным отцом Варнавой. Прим. авт.) Во сне дорога показалась мне незнакомою, и я блуждал по лесу. Вдруг вижу: впереди меня идет старец с сумой за плечами и в руках топорик. Поравнявшись со старцем, я спросил у него, как пройти в Никольский монастырь. Старец сказал: «Пойдем, проведу тебя, я туда же иду». Вглядываясь в своего спутника, я признал в нем о. Серафима (святого прп. Серафима Саровского) и сам спросил у него: «Батюшка, вы будете отец Серафим?»
«Да, я Серафим», — ответил мне старец и мы продолжали свой путь по лесу. Отец Серафим остановился подле попавшегося нам большого пня и сел на него, положив около ног суму и топорик. Сел рядом с ним и я. Вдруг с другой стороны от меня неожиданно явился батюшка Варнава и сел подле меня так, что я оказался среди обоих старцев, которые были очень радостны, облобызались между собой и стали что-то говорить. Но что они говорили между собой, я не мог понять и проснулся». Батюшка Варнава, выслушав этот рассказ, только весело заметил: «Ну вот, был между нами, а не слыхал, что говорили!».
В пророческом сне открылась Василию Муравьеву его глубокая мистическая связь с этими великими подвижниками. С необычайным благоговением относился он к обоим старцам, постоянно призывал их в молитвах, и не случайно его первое монашеское имя — Варнава, а второе — Серафим.

Молва о благодатном старце о. Серафиме широко разнеслась по северной столице и за ее пределами. С раннего утра до глубокой ночи стекалось к келлии батюшки все больше людей, ищущих благословения, совета в трудных обстоятельствах, молитвенной помощи и утешения в скорбях. Он стал воистину народным духовником.

Сочетая в себе высочайшие духовные дарования с богатым практическим жизненным опытом, о. Серафим был поистине незаменимым наставником. Под его окормлением находилось множество духовных чад — мирян, иноков, священников и архиереев Русской Православной Церкви.

Говорил батюшка, как правило, коротко, но очень сильно, вкладывая в душу собеседника самое для нее существенное. Если требовалось, беседовал подолгу, врачуя душевные немощи подопечных бальзамом Слова Божия, святоотеческих наставлений и мудрых советов, проверенных на собственном духовном опыте.
Порою одной, кротко произнесенной фразой, он несказанно ободрял своих духовных чад: «Молись…». «Терпи…». «Господь умирит злобное сердце…», «Святой преподобный Серафим поможет…», «Господь исцелит…», «Николай угодник вразумит твое чадо…», «Матерь Божия не оставит землю Русскую…» И сбывались слова старца- отступали скорби и невзгоды.
«Не сетуй на тяжесть креста, в день скорби поведай печаль Твою Господу, и Он утешит тебя», — наставлял батюшка тихим и мягким голосом, в котором всегда звучали какие-то особенные, теплые нотки.
«Уж сколько мы от Бога ни бегаем, все равно никуда не уйдем! Будем же умолять Господа, чтобы сохранил Он нас в верности Святой Православной Церкви», — с чувством глубокой веры говорил батюшка. По его советам многие оставляли греховную жизнь, стремились к духовному совершенствованию, забывая мирские привычки и пристрастия.

К концу 20-х годов относится одно из наиболее ранних свидетельств о благодатном даре батюшки исцелять больных. Женщина, одержимая нечистым духом, полностью избавилась от его власти сразу, как только о. Серафим помолился над нею и помазал елеем от лампады.
Келлия батюшки находилась на втором этаже Феодоровского корпуса Лавры. Если о.Серафим не принимал исповедников в Свято-Троицком соборе, то нескончаемая вереница посетителей тянулась сюда, к дверям его келлии. Здесь, возле Казанской иконы Пресвятой Богородицы, образов великомученика и целителя Пантелеимона и прп. Серафима Саровского (Согласно завещанию старца иеросхимонаха Серафима (Муравьева) эти иконы ныне находятся в храме в честь Казанской иконы Пресвятой Богородицы поселка Вырица), стоял аналой с Евангелием и крестом.

«Ныне пришло время покаяния и исповедничетва, — укреплял всех о. Серафим, — Самим Господом определено русскому народу наказание за грехи, и пока Сам Господь не помилует России, бессмыслено идти против Его святой воли. Мрачная ночь надолго покроет землю Русскую, много нас ждет впереди страданий и горестей. Поэтому Господь и научает нас: «Терпением вашим спасете души ваши» (Лк. 21, 19). Нам же остается только уповать на Бога и умолять Его о прощении. Будем помнить, что «Бог есть любовь» (1 Ин. 4, 16), и надеятся на Его неизреченное милосердие…» Многим в ту пору советовал обращаться к молитве Иисусовой: «Непрестанная молитва покаяния есть самое лучшее средство единения духа человеческого с Духом Божиим. В то же время она есть меч духовный, истребляющий вскякий грех». Старец предвидел усиление открытых гонений, когда вся Россия превратится в единый концентрационный лагерь, и умная Иисусова молитва, которой нельзя забывать его духовным чадам, станет добрым средством спасения христианской души, оказавшейся в условиях безбожного государства.

На поприще духовника Александро-Невской Лавры иеросхимонах Серафим (Муравьев) пребывал почти три года. Во время ежедневных многочасовых исповедей батюшке приходилось подолгу стоять на холодном каменном полу Свято-Троицкого собора. Главный храм Лавры в ту тяжелую пору за недостатком дров почти не отапливался, и на стенах часто выступал иней. В особо холодные дни священнослужители вместе с молящимися переходили в церковь Сошествия Святого Духа, где было несколько теплее. Однако о. Серафим мало заботился о собственном удобстве. Известен случай, когда старец непрерывно принимал исповедников на протяжении двух суток.

Постоянное переохлаждение, неимоверные физические и душевные перегрузки (сколько чужого горя принимал на себя старец!) постепенно дали о себе знать, и здоровье о. Серафима резко ухудшилось. Врачи признали одновременно межреберную невралгию, ревматизм и закупорку вен нижних конечностей. Боли в ногах усилились и стали невыносимыми. Долгое время о. Серафим никому не говорил о болезни и мужественно продолжал служить и исповедовать. Лицо же старца было всегда озарено такой светлой радостью, что никто из братии подумать не мог, что батюшка в то же время терпит настоящую муку. Порою лишь голос его становился едва слышным. Настал день, когда о. Серафим просто не смог подняться с постели.

  Новое испытание — болезнь — принял батюшка с удивительным спокойствием и благодушным терпением, словно очередное послушание от Бога. Не было в нем ни малодушия, ни недовольства.

Непрестанно воссылая благодарения Господу, батюшка говорил сочувствующим: «Я, грешный, еще не этого достоин! Есть люди, которые и не такие болезни терпят!»

Время шло, но, несмотря на усилия врачей, здоровье старца продолжало ухудшаться. Ему шел тогда 64-й год. Появились застойные явления в легких и сердечная недостаточность. Медики настоятельно советовали выехать из города в зеленую зону. В качестве климатического курорта была рекомендована Вырица. Возвышенная местность, вековой смешанный лес с преобладанием хвойных пород, сухая песчаная почва и целебный воздух — все это должно было благотворно повлиять на здоровье батюшки. Врачи утверждали, что только пребывание в подобном климате может укрепить силы о. Серафима.
Старец ехать наотрез отказался — так тяжело было расстаться ему со своим служением и со многочисленными духовными чадами. Предвидя скорое начало новой волны гонений и полное разорение Лавры, батюшка искренне желал разделить эти страдания со всей братией

Однако, воля Божия о нем была иной. Митрополит Серафим (Чичагов), который в миру имел профессию врача, ознакомился с заключением медицинской комиссии и немедленно благословил переезд. Смиренному духовнику Лавры оставалось только принять это за послушание. К лету 1930 г. о. Серафим покинул город святого апостола Петра. Вместе с ним, по благословению владыки, в Вырицу отправились схимонахиня Серафима (в миру- Ольга Ивановна Муравьева) и их двенадцатилетняя внучка Маргарита — юная послушница Воскресенского Новодевичьего монастыря. Они и прежде часто приезжали в Лавру, навещая о. Серафима. Теперь уход за ним и забота о его здоровье стали главным их послушанием.

Вскоре по Петроградской епархии, как и по всей стране, прокатилась волна еще более жестоких репрессий. Воистину Гефсиманской стала для монашествующих ночь на 18 февраля 1932 г. В народе ее так и назвали — святой ночью. В те страшные часы гонители арестовали более пятисот иноков.
Монастыри и подворья были полностью разгромлены и разграблены. Даже колокольный звон был запрещен. В истории Церкви не раз случалось, что во времена самых жестоких гонений и упадка веры Господь посылал в помощь людям Своих особых избранников — хранителей чистоты Православия. Таким избранником в России 30-х — 40-х гг. стал святой преподобный Серафим Вырицкий.

В ту кровавую пору о. Серафим пишет строки, предрекающие Русской Церкви возрождение и славу:

Пройдет гроза над Русскою землею,
Народу русскому Господь грехи простит
И крест святой Божественной красою
На храмах Божиих вновь ярко заблестит.

И звон колоколов всю нашу Русь Святую
От сна греховного к спасенью пробудит,
Открыты будут вновь обители святые,
И вера в Бога всех соединит.

Стихи эти передавались из уст в уста, распространялись в списках, достигали мест заточения и ссылок.
Вырица… Летом 1930 г. о.Серафим и его родные снимали маленький домик на Ольгопольской улице, затем около года квартировали на улице Боровой. С 1932 по 1945 гг. батюшка снимал часть комнат в доме  7  по Пильному проспекту, принадлежавшем семейству провизора Владимира Томовича Томберга, а с 1945 г. Муравьевы жительствовали на Майском проспекте в доме  41 (ныне 39), у хозяйки Лидии Григорьевны Ефимовой.

Все это время батюшка тяжело болел. Тяжкие недуги причиняли о. Серафиму невыносимые страдания. Особенно беспокоили ноги — болели и отнимались. Однако старец мужественно переносил эти испытания. Никто никогда не слышал от о. Серафима ни единого стона, ни единой жалобы.
После переезда в Вырицу к врачам он уже не обращался, говоря: «Буди на все воля Божия. Болезнь — это школа смирения, где воистину познаешь немощь свою…» Первоначально в Вырице батюшку посещали только самые близкие духовные чада, но вскоре к блаженному старцу вновь устремился людской поток. Посетители с раннего утра и до глубокой ночи «осаждали» келлию старца. Часто приезжали целыми группами или семьями. Обеспокоенные родные пытались оградить батюшку от излишних встреч, но в ответ подвижник твердо сказал: «Теперь я всегда буду нездоров… Пока моя рука поднимается для благословения, буду принимать людей!»

О. Серафим всякий раз сам вызывал к себе тех, кому он был тогда нужнее. Его отзывчивое сердце каким-то особым чутьем всегда улавливало истинное горе в массе пришедшего к нему народа. Каким образом старец находил этих людей, оставалось загадкой — обычно на крыльцо выходила келейница и приглашала пройти в келлию того или иного человека, называя, как правило, его имя и место, откуда он прибыл.

Для множества страждущих о. Серафим был благодетелем, который не только помогал духовно, но и практическими советами, устройством на работу, а также и деньгами через добрых людей. Благодарно принимая пожертвования от посетителей, старец зачастую сразу же раздавал их тем. кто терпел нужду. Все два десятилетия на вырицких квартирах его бессменно окружала одна и та же скромная обстановка — небольшой столик, кожаное потертое кресло, пара стульев, узенькая железная кровать. По детской простоте своей души старец всегда проявлял ту же простоту и в отношении своей внешности. Потертый ватный подрясничек, старенькая полинявшая ряса, все та же летом и зимою теплая скуфеечка — составляли все его одеяние. Если батюшке приносили какие-нибудь новые вещи, он всегда находил, кому их отдать.
Отец Серафим был необыкновенно строг к себе от первых шагов в подвижничестве до самой кончины. Никаких послаблений — пост, бдение и молитва…

В понедельник, среду и пятницу старец вообще не принимал никакой пищи, а иногда ничего не вкушал и по нескольку дней подряд. Окружающим порой казалось, что о. Серафим обрекает себя на голодную смерть. То, что он ел в те дни, когда принимал пищу, едой можно было назвать с большим трудом: в некоторые дни батюшка вкушал часть просфоры и запивал ее святой водой, в иные — не съедал и одной картофелины, иногда ел немного тертой моркови. Крайне редко пил чай с очень малым количеством хлеба.

Священники вырицкой Казанской церкви еженедельно причащали батюшку Святых Христовых Тайн. Помимо этого, в келлии старца всегда хранились запасные Святые Дары и было все потребное для причащения.
Подражая своему небесному учителю, прп. Серафиму, вырицкий старец принял на себя новый подвиг. После переезда в дом на Пильном проспекте он молился в саду на камне перед иконой Саровского чудотворца. Это бывало в те дни, когда несколько улучшалось здоровье старца. Первые свидетельства о молении святого Серафима Вырицкого на камне относятся к 1935 г., когда гонители обрушили на Церковь новые страшные удары.

На протяжении 10 лет совершал старец свой непостижимый подвиг. Это было воистину мученичество во имя любви к ближним. Со многими горячими слезами умолял Господа подвижник о возрождении Русской Православной Церкви и о спасении всего мира.

 И в радости и в горе монах, старик больной,
Идет к Святой иконе, в саду, в тиши лесной.

Чтоб  Богу помолиться за мир и всех людей,
И старцу поклониться о Родине своей.
Молись Благой  Царице  великий Серафим,
Она Христа десница, помощница больным,

Заступница убогих, одежда для нагих,
В скрбях великих многих, спасет рабов Своих.
В грехах мы погибаем, от Бога  отступив,
И  Бога оскорбляем в деяниях своих.

Посетители у о.Серафима бывали разные. В тридцатые годы в дом на Пильном с обыском неоднократно приходили чекисты, часто в ночное время. Однажды сотрудники НКВД хотели арестовать батюшку, но родные категорически потребовали медицинского освидетельствования старца ввиду крайне тяжелого его состояния. Приглашенный оперативниками врач подтвердил диагноз, согласно которому о. Серафиму переезд был строго противопоказан.

В другой раз, когда в дом вновь явились чекисты, их победила любовь о. Серафима. Внезапная духовная перемена в настроении старшего из чекистов привела к тому, что они покинули дом батюшки, не тронув смиренного старца.
Преподобным Антонию Великому и Зосиме повиновались львы, Сергию Радонежскому и Серафиму Саровскому- медведи. Отцу Серафиму Вырицкому не раз повиновались самые лютые звери — звери в человеческом обличье…
В январе 1941 г. был арестован и затем расстрелян сын батюшки Серафима — Николай Муравьев (Николай Васильевич Муравьев закончил авиационную школу и в годы первой Мировой войны служил авиатором в русской армии. После 1917 г. четырежды арестовывался богоборческими властями, был в заключении и ссылках. Реабилитирован посмертно как жертва политических репрессий.
Крестным отцом внуков и правнуков иеросхимонаха Серафима Вырицкого был митрополит Николай (Ярушевич)).
Еще одна великая скорбь прошла сквозь сердце и душу старца. Вновь услышали родные и близкие: «Буди воля Божия…»

Знал о. Серафим и о приближении великой войны. Кого-то прикровенно, а близких духовных детей открыто предупреждал он о надвигающейся на Россию опасности…
С началом Великой Отечественной старец усилил подвиг моления на камне — стал совершать его ежедневно.

Камень, на котором возносил свои молитвы
о спасении Отечества Св.преп.Серафим Вырицкий

Рассказывают родные подвижника: «В 1941 г. дедушке шел уже 76-й год. К тому времени болезнь очень сильно его ослабила и он практически не мог передвигаться без посторонней помощи. В саду, за домом, метрах в пятидесяти, выступал из земли гранитный валун, перед которым росла небольшая яблонька. Вот на этом-то камне и возносил ко Господу свои прошения о. Серафим. К месту моления его вели под руки, а иногда просто несли. На яблоньке укреплялась икона, а дедушка вставал своими больными коленями на камень и простирал руки к небу… Чего ему это стоило! Видимо, Сам Господь помогал ему, но без слез на все это смотреть было невозможно. Неоднократно умоляли мы его оставить этот подвиг — ведь можно было молиться и в келлии, но в этом случае он был беспощаден и к себе, и к нам». Молился о. Серафим столько, насколько хватало сил — иногда час, иногда два, а порою и несколько часов кряду. Отдавал себя всецело, без остатка — это был воистину вопль к Богу! Верим, что молитвами таких подвижников выстояла Россия и был спасен Петербург. Невзирая на холод и зной, ветер и дождь, настойчиво требовал старец помочь добраться ему до камня; невзирая на многие тяжкие болезни, продолжал он свой непостижимый подвиг. Так изо дня в день, в течение всех долгих изнурительных военных лет…

Известно, что в самой Вырице, как и было предсказано старцем, не пострадал ни один жилой дом и не погиб ни один человек. Молился батюшка и о спасении вырицкого храма.

В первых числах сентября 1941 г. немцы наступали на станцию Вырица и вели ее интенсивный обстрел. Кто-то из командиров отступавшей советской армии приказал взорвать храм, полагая, что его высокий купол используется в качестве объекта наводки. Однако, посланный офицер не исполнил приказа. Так вырицкая церковь в честь Казанской иконы Пресвятой Богородицы Промыслом Божиим была сохранена от уничтожения…

Другое чудо было в том, что немцы, заняв Вырицу, расквартировали в ней часть, состоящую из православных румын. Осенью 1941 г., по многочисленным просьбам жителей Вырицы, храм был открыт, в нем начались регулярные богослужения.
Истосковавшиеся по церковной жизни люди заполнили храм (он был закрыт богоборцами в 1938 г., но, слава Богу, не разорен). Поначалу прихожане косились на солдат в немецкой форме, но видя, как последние молятся и соблюдают чин службы, постепенно привыкли.
С первых дней войны о. Серафим открыто говорил о предстоящей победе русского оружия.
Румынской частью, расквартированной в Вырице, командовали немецкие офицеры. Им донесли о пророчествах о. Серафима, и вскоре в дом на Пильном проспекте пожаловали незванные гости. И вновь, как когда-то чекистов, батюшка укротил пришельцев через благодатную помощь свыше. Старец сразу поразил их тем, что заговорил с ними на хорошем немецком- ведь в бытность свою купцом он часто посещал Вену и Берлин, сотрудничая с австрийскими и немецкими фирмами. Капитан, который был начальником вырицкой команды, спросил у о. Серафима, скоро ли немецкие части возьмут Петербург? Старец смиренно ответил, что этого никогда не будет. Немцам придется поспешно уходить, а самому вопрошающему не суждено будет вернуться домой, при отступлении он сложит свою голову под Варшавой.
По рассказам бывших очевидцами местных жителей, этот немецкий офицер действительно погиб в Польше, а невольники, (о. Серафим еще в начале войны предсказал ряду жителей Вырицы будущее пленение и последующее благополучное возвращение из неволи), были возвращены на Родину. Пророческие слова о. Серафима подтвердил и румынский офицер, также служивший во время войны в вырицкой команде. В 1980 г. он приезжал поклониться могиле старца и, разыскав вспомнивших его местных жителей, поведал о подробностях того отступления.
  Война поломала несметное количество судеб, и многие спешили в Вырицу со всех концов России в надежде узнать о судьбе своих ближних от о. Серафима. Кто-то узнал о пропавших без вести, другие по молитвам старца устроились на работу, третьи обрели прописку и кров, но главное — веру.
В 1945 г. Господь призвал от земных трудов схимонахиню Серафиму (в миру Ольгу Ивановну Муравьеву, супругу батюшки). Почти шесть десятилетий она была для о. Серафима преданной спутницей жизни, и ее кончину подвижник пережил с ощущением, что разлука недолга и скоро им предстоит встретиться в вечной жизни. У него был рисунок могилки матушки Серафимы, который сделала ему Светлана Георгиевна, художница, дружившая с семьей Муравьевых. Батюшка показывал на него и с любовью говорил: «Вот здесь и я буду рядышком с ней лежать….»
В последние годы о. Серафим был совершенно прикован к постели. В некоторые дни состояние здоровья батюшки ухудшалось настолько, что он даже не мог отвечать на записки, которые передавали через келейницу. Но как только наступало хотя бы небольшое облегчение — батюшка сразу начинал прием страждущих.

Время земного странствия подвижника подходило к концу. Старцу был открыт час его перехода к Вечности. За день до этого он благословил родных и близких иконками прп. Серафима Саровского, а келейнице матушке Серафиме сказал: «Во время моего погребения береги ребрышки…» (Это предостережение оказалось пророческим: в день погребения праведника, при большом стечении народа, матушка Серафима из-за сильной давки получила перелом двух ребер).     Ранним утром преподобному Серафиму в ослепительном сиянии явилась Пресвятая Богородица и жестом правой руки указала на небо. Сообщив об этом родным, подвижник объявил: «Сегодня принять никого не смогу, будем молиться», — и благословил послать за о. Алексием Кибардиным. С благоговением были прочитаны акафисты Пресвятой Богородице, свт. Николаю Чудотворцу и прп. Серафиму Саровскому. После того как о. Алексий причастил старца Святых Христовых Тайн, о. Серафим благословил читать Псалтирь и Евангелие. Ближе к вечеру батюшка попросил посадить его в кресло и стал молиться. При этом он иногда справлялся о времени. Около двух часов ночи о. Серафим благословил читать молитву на исход души и, осенив себя крестным знамением, со словами: «Спаси, Господи, и помилуй весь мир» отошел к вечным обителям.

Облачение и гроб прислал в Вырицу митрополит Григорий (Чуков). Три дня шел ко гробу праведника нескончаемый людской поток. Все отмечали, что его руки были удивительно мягкими и теплыми, словно у живого. Некоторые ощущали возле гроба благоухание. В первый день после блаженной кончины старца исцелилась слепая девочка. Мать подвела ее ко гробу и сказала: «Поцелуй дедушке руку». Вскоре после этого девочка прозрела. Этот случай хорошо известен вырицким старожилам.
Отпевание о. Серафима отличалось редкой торжественностью. Пели три хора — вырицких Казанской и Петропавловской церквей и хор Духовных академии и семинарии, где по благословению митрополита Григория в день погребения вырицкого подвижника были отменены занятия. Одним из четырех воспитанников Духовных школ, удостоившихся стоять у гроба великого старца, был будущий Святейший Патриарх Алексий II. «Мы не прощались с батюшкой, а провожали его в жизнь вечную», — вспоминают многие.

При погребении о. Серафима Вырицкого впереди гроба несли образ прп. Серафима Саровского с частицей мощей святого угодника Божия (Этот образ, который иеросхимонах Серафим завещал вырицкому Казанскому храму, в начале 70-х гг. был похищен в результате взлома дверей неизвестными злоумышленниками. Вскоре в лесу был найден киот от иконы. По милости Божией, удалось найти образ, подобный утраченному — его пожертвовала архивариус С.-Петербургской Духовной академии Екатерина Даниловна Уварова. Стараниями протоиерея Павловского собора города Гатчины Евгения Николаевича Сенько (3.11.1916 — 1.10.1981) в икону была помещена и частица мощей прп. Серафима Саровского), как и предсказал вырицкий подвижник еще в довоенные годы.

Святой преподобный Серафим Вырицкий отошел к Вечности 3 апреля 1949 г. Град небесный — горний Иерусалим — распахнул свои врата пред новым небожителем, навсегда приняв его в свои Божественные чертоги.