Все записи автора Елисей Елисей

И.Б. Гаврилов. «Страж благословенного Русского царства»

Александр Семенович Шишков (1754–1841) — выдающийся отечественный мыслитель, основоположник русского консерватизма, государственный деятель, участник русско-шведской войны 1788–1790 гг., первый историограф Военно-морского флота Российской империи (1799), адмирал (1824), популярный детский писатель, один из зачинателей детской литературы в России, основатель и бессменный руководитель литературно-политического общества «Беседа любителей русского слова» (1811–1816), государственный секретарь, автор манифестов и рескриптов императора Александра I (1812–1814), последний президент Российской академии (1813–1841), министр народ ного просвещения (1824–1828). Шишков оставил огромное литературное, научное и мемуарное наследие — еще при жизни вышло в свет 17-томное собрание его сочинений. Но, к сожалению, в современные учебники мыслитель вошел лишь как «реакционер» и «мракобес».

Критическая оценка его деятельности стала утверждаться уже в либеральной историографии второй половины XIX в., в трудах А. Н. Пыпина и Н. Н. Булича, в которых Шишков представлен «крайним ретроградом, пожалуй, худшим и свирепейшим, чем был сам Голицын» [Булич, 1912; Пыпин, 2001].

Один из видных современников, находившийся долгие годы в лагере противников Шишкова, П. А. Вяземский аттестовал его так: «Шишков был <…> человек с постоянной волей, с мыслью, idée fixe, род литературного Лафайета, герой двух миров, но герой двух слогов старого и нового; кричал, писал всегда об одном; словом, имел личность свою и потому создал себе место в литературном и даже государственном нашем мире» (Вяземский, 1963, 260–270).

Другой современник, известный историк и дипломат Д. Н. Свербеев дает образ более теплый, сердечный: «Простодушно набожный и всецело преданный вере отцов, глубоко изучивший богослужебный славянский язык и в нем искусный, не менее преданный прямодушно и искренно самодержавному у нас престолу, ревностный по- читатель всех наших народных преданий и не чуждый коренных наших предрассуд- ков против всего иноверного и чужеземного, опасливый и, по временам, ярый борец.

Будущий адмирал и министр родился в древней первопрестольной столице Русского царства в родовитой, но небогатой дворянской семье. «Я рожден от рус- ского отца, дворянина посредственного состояния, воспитан дома без чужеземных нянек», — свидетельствовал сам Шишков [Парсамов, 2010, 50]. Детство его прошло в патриархальной домашней обстановке, наполненной любовью к церковной книжности. В этой атмосфере в нем, по словам Стоюнина, «развивались религиозное чувство и мысль под влиянием чтения церковных книг, священной истории и Четьи-Ми- неи, а с этим вместе и ухо роднилось с церковным языком <…>, развивалась любовь к Родине под впечатлением рассказов о славных и громких прошедших временах Петра, под впечатлением народных песен, а может быть, и звучных од Ломоносова и других стихотворцев» [Стоюнин, 1880, 3–4].

Впоследствии Шишков напишет: «Вера, воспитание и язык — суть самые силь- нейшие средства к возбуждению и вкоренению в нас любви к Отечеству, которая ведет к силе, твердости, устройству и благополучию».

В 1766 г. Александр Семенович поступил в Морской кадетский корпус, находив- шийся в те годы в Кронштадте, где под воздействием своего родственника, директора корпуса И. Л. Голенищева-Кутузова, имевшего прозвище «отца всех русских моря- ков», и пристрастился к литературному творчеству. По выходе из корпуса в 1769 г. он был произведен в гардемарины. В течение последующих двух десятилетий совме- щал преподавание в Морском корпусе с морскими плаваниями на военных кораблях в качестве офицера, а потом — командира боевых кораблей Военно-морского флота Ее Императорского Величества Екатерины II (35-пушечный фрегат «Ярославец», 38-пу- шечный фрегат «Святой Николай», 64-пушечный фрегат «Ретвизан»). Имел множе- ство наград, в том числе был награжден золотой саблей с надписью «За храбрость» и золотой осыпанной бриллиантами табакеркой с пятьюстами золотыми червонцами.

Трудясь долгое время по Морскому ведомству, сначала как преподаватель Мор- ского корпуса, а с 1799 г. как председатель для издания собраний, касающихся до ко- раблестроения и прочего (1799–1804), Шишков внес огромный вклад в образование и воспитание отечественной военно-морской элиты. Он стремился привить морским офицерам классический литературный вкус, любовь к отечественной словесности и христианские нравственные понятия. В частности, мыслитель наставлял: «Над- лежит поступать осторожно и с выбором: ибо сколько хорошие писатели, каковы из старинных суть Прокопович, Кантемир, Ломоносов, Сумароков, Попов, Казицкий, Полетика и им подобные, удобны научать молодых людей красоте российского слога, столько, напротив того, многие из новейших нынешних писателей могут приучить их к той галлицизме, которою, ко вреду прекрасного языка нашего, наполняют они свои писания» (Шишков, 1800, 292–293).

В одном из плаваний, в 1776–1779 гг., Шишков близко познакомился с жизнью современных Италии, Турции и Греции. Для понимания процесса формирования его консервативных взглядов представляет интерес показательная «встреча» в греческом городке Мандра с «безбожной» французской цивилизацией: «Мы видели несколько новейших греческих часовен с написанными на стенах их изображениями святых и не могли надивиться буйству и злочестию безбожных французов, которые, заходя иногда в сей порт, не оставили ни одной часовни без того, чтобы не обезобразить лиц святых и не начертать везде насмешливых и ругательных надписей. Удивительно, до какой злобы и неистовства доводит развращение нравов! Пусть бы сами они уто- пали в безверии; но зачем же вероисповедание других, подобных им христиан, нена- видеть? Для чего турки не обезобразили сих часовен? Для чего не иной язык читается в сих гнусных надписях, как только французский?» (Шишков, 1834, 29).

Последовавшая в 1789 г. Французская революция только утвердила мыслителя в его антипросветительских воззрениях. Именно в философии французского Просве- щения он увидел главный источник революционных потрясений и бед современной

Философские науки 183

Европы. В «Оде на покорение Польши», сочиненной «во время лютой свирепствовав- шей во Франции революции», Александр Семенович писал:

Знать праведный во гневе Бог,
К преступникам являясь строг,
Свои отъял пресветлы очи
От недостойных оных чад:
Тогда, изшед из вечной ночи,
Меж ними воцарился ад (Шишков, 1831, 150).

На этом фоне православная и самодержавная Россия воспринималась им подчер- кнуто идиллически:

Какая с ней может сравниться Земля обилием отрад? Российских мужественных чад Кто подвигам не удивится? Блаженная из всех страна, Златая часть тебе дана.

В любви к царю и Богу тая,
Какой народ, толико лет
Спокойны годы провождая,
В толиком счастии цветет? (Шишков, 1831, 143).

В противоположность православной России, Франция видится государством, от- ступившим от Бога и стремящимся распространить свое неверие по всему свету:

Сия страна, что позабыла
И Бога, и закон, и смерть,
По всей вселенной распростерть
Свое учение возмнила (Шишков, 1831, 150).

Исходя из такого воззрения, всю свою последующую жизнь литератора, ученого и государственного деятеля Шишков посвятит борьбе по защите Отечества от надви- гавшейся на него «адской» силы «безбожного злочестия».

Спустя много лет, видя усилившееся воздействие на соотечественников просве- тительской философии, он напишет: «Прошедший век, названный просвещенным и философским, усыпя бдение правительств, породил и взлелеял дух безбожия и зло- нравия, от которого потухает свет веры, умолкает закон, гибнет власть, и добродетель, труды, науки, художества утопают в потоках крови» (Шишков, 1870, 2, 45).

В 1803 г. в «Рассуждении о старом и новом слоге российского языка» Шишков скажет о революционной Франции, поверженной его любимым героем А. В. Суво- ровым: «Сия страна расточена, растерзана, без власти, без законов, без подчинения. <…> Тамо царствуют днесь неистовые, неблагословенные кровопийцы. <…> Народ сей упражняется в бесчисленных новоумышляемых суетах, совращающих Европу: <…> мечтает изобретать и непрестанно гласит новое просвещение, новые составы всего, новые права человечества: умы и сердца многих неразумных ядоупоил поги- бельным своим учением. <…> [Французы] поколебали учрежденное верою, отъяли сладчайшее упование, сладчайшее утешение человечества: <…> О, колико паче зубов змиевых язвительнейший, не сыновний, не отечественный дух!» (Шишков, 1824, 329–330).

Между тем мыслителя нельзя обвинить в невежестве и мракобесии: свободно владея иностранными языками, он весьма успешно занимался переводами с фран- цузского, немецкого, итальянского. В 1783–1785 гг. по поручению директора Академии наук С. Г. Домашнева Шишков перевел антологию «Детская библиотека» известного немецкого педагога Иоганна-Генриха Кампе, в течение более полувека остававшуюся настольной книгой для обучения и воспитания российского дворянства. Кроме пере- водов с немецкого, русское издание содержало стихи и нравоучительные рассказы самого адмирала (Кампе, 1817), который характеризовал его как «отчасти перевод, отчасти подражание»: «Книжка моя простым своим слогом увеселяла детей и на- ставляла их в благонравии; они многие из нее стихи наизусть читали, и родители их принимали оную благосклонно, так что в течение шестнадцати или семнадцати лет была она троекратно издана» (Шишков, 1818: Предуведомление).

Шишков создает песенки, стихи, басни, рассказы, повести, пьесы, где на ярких и конкретных примерах дает ребенку уроки нравственности и красоты. Многие его стихи и басни заучивались наизусть и получили поистине всенародное признание. Таким образом, Александр Семенович одним из первых в России обратил внимание на необходимость создания для детей специальной литературы и стал выразителем в ней русского национального духа, характера, склада мыслей, чувств и т. д. Мате- риал его книг «Детская библиотека» и «Собрание детских повестей» использовался отечественными писателями второй половины XIX в., в частности такими крупными педагогами как К. Д. Ушинский и Л. Н. Толстой.

За труды по истории российского Военно-морского флота («Треязычный мор- ской словарь на английском, французском и российском языках» (1795) и др.) в 1796 г. Шишкова приняли в Императорскую Российскую академию. Академия была основана Екатериной II по предложению княгини Е. Р. Дашковой еще в 1783 г., по образцу Парижской академии, для возведения русского языка в статус велико- го литературного языка Европы («поставить наш язык в независимое положение от иностранных слов и выражений, не имеющих ни энергии, ни силы, свойствен- ных нашему слову» (Дашкова, 1876, 239), а также для разработки словаря и грамма- тики русского литературного языка.

В уставе заведения («Краткое начертание Императорской Российской Академии») было прописано: «Императорская Российская Академия долженствует иметь предме- том своим вычищение и обогащение российского языка, общее установление употреб- ления слов оного, свойственное оному витийство и стихотворение» [Сухомлинов, 1874, 360]. Первый председатель Академии Е. Р. Дашкова отмечала: «Многоразличные древности, рассыпанные в пространствах Отечества нашего, обильные летописи, дра- жайшие памятники деяний праотцев наших, каковыми немногие из существующих ныне европейских народов хвалиться могут, представляют упражнениям нашим об- ширное поле…» [Лозинская, 1978, 83].

Эти заложенные при основании Академии принципы оказали решающее воз- действие на научное творчество и мировоззрение А. С. Шишкова, жизнь которого оказалась неразрывно связанной с ее судьбой. Самое прямое и непосредственное влияние на него имела концепция «Словаря академии Российской» (1789–1794), основанного на учении М. В. Ломоносова о трех стилях и содержащего 43357 слов. В работе над «Словарем» участвовало 47 членов Академии, в том числе Е. Р. Дашкова, Г. Р. Державин, Я. Б. Княжнин, А. И. Мусин-Пушкин, Д. И. Фонвизин.

***

В недолгое царствование императора Павла I (1796–1801) Шишков успел испытать и возвышение, и опалу. В своих «Записках», написанных с позиций консерватора и «славянофила», он критически оценивает это правление, видя в нем лишь подра- жание политике свергнутого отца Павла: «Все пошло на прусскую стать: мундиры, большие сапоги, длинные перчатки, высокие треугольные шляпы, косы, пукли, ордо- нанс-гаузы, экзерцир-гаузы, шлагбаумы (имена доселе неизвестные) и даже краше- ние, как в Берлине, пестрою краскою мостов, будок и прочего. Сие уничижительное подражание пруссакам напоминало забытые времена Петра III» (Шишков, 2010, 361). Шишков как человек Екатерининской эпохи противопоставляет «Золотой век» цар- ствования «Северной Минервы» правлению ее «бедного» сына и проводит прямую параллель между Павлом и Петром III: «Несчастный монарх сей, отвратясь от мудрого и благополучного царствования великой матери своей, пошел по следам отца своего и окончил дни свои таковою же, как он, смертию» (Шишков, 2010, 419).

Неудивительно, что, как и многие современники, мыслитель радостно привет- ствовал приход к власти императора Александра I, который при вступлении на пре- стол обещал «идти по стопам великой своей бабки»:

С ним правосудие воссядет на престоле;
Любя Отечество, храня его покой,
С Екатерининой великою душой,
Он будет новый Петр, и на суде, и в поле (Шишков, 1831, 177).

Однако ожидания не оправдались, и довольно скоро вице-адмирал увидел в ре- формах молодого императора вместо обещанного возвращения к «мудрым государ- ственным заветам» Екатерины продолжение павловского царствования с его тягой к неоднозначным переменам. «Новый порядок и новое преобразование вещей едва ли поведут нас по лучшему пути, нежели тот, который был проложен столь мудрыми монархами» (Шишков, 2010, 426), — сетовал Александр Семенович.

Причины измены Александра духу екатерининских традиций Шишков усмат- ривал во влиянии воспитателя царя, Ф. С. Лагарпа, и членов «Негласного комите- та» — молодом либеральном окружении, которое он называл «якобинской шайкой». Особенное неприятие вызывала у него фигура морского министра П. В. Чичагова, с которым Шишков вступает в открытый конфликт. «Молодые наперсники Алек- сандровы, напыщенные самолюбием, не имели ни опытности, ни знаний, стали все прежние в России установления, законы и обряды порицать, называть устарелыми, невежественными. Имена вольности и равенства, приемлемые в превратном и урод- ливом смысле, начали твердить пред младым царем», внушали ему понятия, «воз- никшие из хаоса чудовищной французской революции» (Шишков, 2010, 323–324). В самом Александре мыслитель видел скорее мечтателя-утописта. В свою очередь, и император был чужд консервативных устремлений Шишкова, не принимавшего либеральные реформы нового царствования.

Закономерно, что довольно скоро вице-адмирал, по его словам, «отстал от двора; уклонился от всех его козней; <…> и предался любимым <…> упражнениям в сло- весности и в науках» (Шишков, 1870, 1, 93). Он полностью погружается в научные и литературные труды в Российской академии, связанные с изучением русского языка и истории.

***

Как активный член Академии, заботящийся о чистоте русского языка, А. С. Шишков ярко проявил себя в научной и литературной полемике 1800-х гг. Про- граммным сочинением этого периода становится «Рассуждение о старом и новом слоге российского языка» (1803), определившее место и значение автора в истории русской словесности. В нем Шишков выступает против «галломании» — «неисцели- мой и лишающей всякого рассудка страсти к французскому языку» (Шишков, 1824, 1).

По поводу этой проблемы французский философ Ж. де Местр, проживший в России 14 лет, с 1803 по 1817 гг., писал: «У меня нет слов описать вам французское влияние в сей стране. Гений Франции оседлал гения России буквально так, как чело- век обуздывает лошадь» (Местр, 1994, 178).

Шишков ясно сознавал, что проникновение вредной философии осуществляется в первую очередь посредством литературы: «Надлежит с великою осторожностию

вдаваться в чтение французских книг, дабы чистоту нравов своих, в сем преиспол- ненном опасностию море, не преткнуть о камень» (Шишков, 1824, 9–10), ибо «нигде столько нет ложных, соблазнительных, суемудрых, вредных и заразительных умство- ваний, как во французских книгах» (Шишков, 1824, 369). Поэтому важнейшим сред- ством борьбы с галломанией он считал защиту и утверждение родного языка: «Всякое иностранное слово есть помешательство процветать собственному, и потому чем больше число их, тем больше от них вреда языку» (Шишков, 1825b, 13); «Кто бы по- думал что мы, оставя сие многими веками утвержденное основание языка своего (т. е. церковнославянский язык. — И. Г.), начали вновь созидать оный на скудном основа- нии французского языка» (Шишков, 1824, 2–3).

В стремлении противопоставить церковнославянский язык тогдашнему наше- ствию иностранных слов в русский язык Александр Семенович опирался на труд М. В. Ломоносова «О пользе книг церковных» (1758 г.), в котором впервые была выдвинута эта идея. Развивая мысль великого русского ученого, Шишков писал: «Под именем славянских, славяно-российских и русских книг можно разуметь раз- личных времен слоги, или язык в смысле слога, как то слоги Библии, Патерика или Четьи-Миней, слова о полку Игоревом, старинных грамот, Несторовой летопи- си, Ломоносова и проч.»; «Я не то утверждаю, что должно писать точно славянским слогом, но говорю, что славянский язык есть корень и основание российского языка; он сообщает ему богатство, разум, силу, красоту. Итак, в нем упражняться и из него почерпать должно искусство красноречия, а не из Боннетов, Вольтеров, Юнгов, Том- сонов и других иностранных сочинителей» (Шишков, 1824, 81).

Шишков полагал, что через причастность к церковнославянскому русский язык является наследником эллинского языка и всей классической греко-византийской об- разованности: «Древний славянский язык, отец многих наречий, есть корень и начало российского языка, который сам собою всегда изобилен был и богат, но еще более процвел и обогатился красотами, заимствованными от сродного ему эллинского языка, на коем витийствовали гремящие Гомеры, Пиндары, Демосфены, а потом Златоусты, Дамаскины и многие другие христианские проповедники» (Шишков, 1824, 1–2). Мыслитель видел в церковнославянском языке величайшую святыню и со- кровищницу русского национального духа, «мистически связанную с Божественной мудростью» [Проскурин, 1996, 102].

К сожалению, в отечественной филологической науке до сих пор господствуют критические оценки языковой теории Шишкова, не только отрицающие ее современ- ную актуальность и научную значимость, но утверждающие, что даже и для своего времени ученый являлся утопистом, ибо «интересовавшее его прошлое было на самом деле плодом фантазии»: «Шишков был не традиционалистом, а утопистом. Реальная стихия церковного языка ему отнюдь не была органична, в церковнославянском он допускал ошибки. Даже подлинные архаизмы в его сочинениях часто играли роль неологизмов, поскольку их надо было искусственно вводить в современный реформа- тору язык» .


Но более верной представляется оценка историка литературы второй половины XIX в. А. Д. Галахова, полагавшего, что Шишков «добивался русского направления, окрещенного неточным именем славянофильства. Шишков — славянофил, или ру- софил, потому что стоял за сохранение русской национальности в нравах, обычаях и языке» [Минаков, 2011, 373–374].

Как на ближайшего предшественника Шишкова М. Г. Альтшуллер указывает на Д. И. Фонвизина, который в своей комедии «Бригадир» (1769 г.) остроумно высме- ивает галломанию, выводя на сцену молодого русского невежду Ивана, презирающего все русское: «Тело мое родилося в России, это правда; однако дух мой принадлежал короне французской» [Альтшуллер, 2005, 41].

Наименование Александра Семеновича «предтечей славянофильства» вполне оправданно. Спустя четыре десятилетия К. С. Аксаков и его единомышленники также констатировали разрыв между народом и обществом [Гаврилов, 2017a]. Но если

Философские науки 187

Аксаков возлагал всю вину за этот разрыв на Петра I, то Шишков считал, что Петр хотел лишь переселить в Россию науки, «но не желал из россиян делать голландцев, немцев или французов; не желал русских сделать нерусскими» (Шишков, 1824, 462).

Многочисленные противники и позднейшие критики высмеивали концепцию языка ученого как пример примитивного изоляционизма, который якобы полностью отрицает любые языковые влияния. Однако на самом деле его позиция, оформивша- яся в ходе длительной полемики, не была такой односторонней. Шишков допускал заимствования, но лишь по вынужденной необходимости: «Кто желает действитель- ную пользу приносить языку своему, тот всякого рода чужестранные слова не иначе употреблять должен, как по самой необходимой нужде, не предпочитая их никогда российским названиям там, где как чужое, так и свое название с равной ясностию употреблены быть могут» (Шишков, 1824, 404).

Журналист и писатель Н. И. Греч следующим образом характеризует полемику 1803 г.: «Вдруг вышла книга Шишкова (о старом и новом слоге русского языка) и раз- делила армию русской словесности на два враждебных стана: один — под знаменем Карамзина, другой — под флагом Шишкова. Приверженцы первого громогласно защищали Карамзина и галлицизмами насмехались над славянщизною; последова- тели Шишкова предавали проклятию новый слог, грамматику и коротенькие фразы и только в длинных периодах Ломоносова, в тяжелых оборотах Елагина искали спасе- ния русскому слову» (Греч, 1990, 156).

Однако акцент на противостоянии шишковистов и карамзинистов в литературе представляется преувеличенным: на самом деле оба литератора придерживались консервативных взглядов. Знакомство Шишкова и Карамзина произошло на приеме у великой княгини Екатерины Павловны, во время которого последний сразу же при- знался: «Я не враг ваш, а ученик: потому что многое высказанное вами было мне по- лезно, и если не все, то иное принято мною и удержало меня от употребления таких выражений, которые без ваших замечаний были бы употреблены». С этого момента «они были если не друзьями, то, по крайней мере, добрыми искренними знакомы- ми» [Минаков, 2011, 215]. По свидетельству А. С. Стурдзы, Шишков впоследствии «чистосердечно и публично отрекся от прежних своих невыгодных мнений о писа- теле Карамзине. <…> Маститый старец полюбил в нем человека, преклонил голову перед изящной чистотой его слога, одним словом, влюбился в его творения и в него самого» (Стурдза, 1846, 146–147).

Труд Шишкова не только породил бурную полемику, но и положил начало новому направлению в отечественной мысли — православно-самодержавному консер- ватизму (по определению А. Ю. Минакова). Его представители рассматривали широ- кий спектр общественно-значимых проблем: вопросы о национальном образовании, характере подлинно самодержавной власти, отношениях Церкви и государства, цен- зуре, самобытной национальной культуре, опирающейся прежде всего на определен- ные языковые традиции, сословный вопрос, университетскую политику, внешнюю политику и т. д. К представителям этого течения, по мнению А. Ю. Минакова, после 1811 г. примыкает и Н. М. Карамзин, создав «наиболее полный и разработанный кон- сервативный проект первой четверти XIX в.» — «Записку о древней и новой России» [Минаков, 2011].

А. С. Шишков же, как справедливо утверждает историк, сформулировал некото- рые основные аксиомы нарождавшегося русского консерватизма: недопустимость подражательства революционным и либеральным западноевропейским образцам, необходимость опоры на собственные традиции (языковые, религиозные, политиче- ские, культурные, бытовые), патриотизм, включающий культивирование националь- ного чувства и преданность самодержавной монархии.

В первое десятилетие XIX в. рассматриваемое направление консерватизма имело оппозиционный характер — его представители вели активную полемику с членами «Негласного комитета», М. М. Сперанским и другими либеральными приближенны- ми императора Александра I [Минаков, 2014, 70].

188 Христианское чтение No 3, 2019

***

В феврале 1807 г. А. С. Шишков выступает инициатором литературных вечеров, которые с 1810 г. принимают публичный характер, собирая до 300–500 слушателей, цвет петербургского светского и церковного обществ. Вечера проводились в доме круп- ного екатерининского вельможи, генерал-прокурора и министра юстиции в отставке (с 1803 г.), известного поэта Г. Р. Державина, бывшего в 1807–1812 гг. одним из лидеров консервативной партии и находившегося в оппозиции к либеральному курсу молодого императора Александра I. Знаменитый «певец Фелицы» по своим литературным взгля- дам являлся классицистом и ближайшим единомышленником Шишкова.

В собраниях принимали участие С. А. Ширинский-Шихматов, И. А. Крылов, Н. И. Гнедич, А. А. Шаховской, А. С. Хвостов, Д. И. Хвостов. Ядро активных участни- ков заседаний составляли члены Российской академии. Разработанный Шишковым устав общества, названного им «Беседой любителей русского слова», в феврале 1811 г. получил высочайшее утверждение. В числе действующих и почетных членов значились выдающиеся современники: И. И. Дмитриев, Н. С. Мордвинов, А. К. Раз- умовский, А. Н. Оленин, Ф. В. Ростопчин, С. С. Уваров, митр. Амвросий (Подобедов), еп. Евгений (Болховининов) и др. Гостем Державинского особняка был и знаменитый французский консерватор Ж. де Местр, «пламенный реакционер», критик Француз- ской революции, собеседник многих русских мыслителей и государственных деяте- лей, в центре внимания которого также находились вопросы народного просвещения и образования. Покровительницей общества считалась вдовствующая императрица Мария Федоровна, двор которой находился в Павловске.

Шишков видел в «Беседе» рупор для выражения оппозиционных консерватив- ных идей, открытую площадку, которой Академия, будучи закрытым учреждением, стать не могла: «Беседа не присвояла себе никогда прав Академии, и большей частью состояла из ее членов. <…> Вся цель ее была только та, чтобы читать перед публикою (чего Академия делать не могла) избранные произведения писателей, доставляя им через то ободрение и приятность публике, в которой старалась она распространять вкус и охоту к отечественной словесности» (Шишков, 1870, 2, 158–159).

«Беседа» стремилась укрепить в русском обществе патриотические чувства при помощи русского языка и словесности, торжество которых должно было пред- шествовать торжеству веры и Отечества. Как вспоминал другой видный консерва- тор Александровской эпохи А. С. Стурдза, «Беседа» «была выражением пламенной любви ко всему отечественному, родному — любви, пробужденной роковыми событи- ями того времени» (Стурдза, 1994, 44).

***

Бесспорно, ярчайшим общественным событием стало выступление в 1811 г. Шиш- кова с программным докладом «Рассуждение о любви к Отечеству». В нем ученый разоблачал космополитизм образованного общества, в преддверии военного столк- новения представлявший для России серьезную угрозу: «Человек, почитающий себя гражданином света, т. е. не принадлежащим никакому народу, делает то же, как бы он не признавал у себя ни отца, ни матери, ни роду, ни племени. Он, исторга- ясь из рода людей, причисляет сам себя к роду животных. <…> Все веки, все народы, земля и небеса возопияли бы против него: один ад стал бы ему рукоплескать» (Шишков, 1825a, 148–149).

Накануне войны с Наполеоном Шишков озвучил главные принципы русского патриотизма: православная вера, русское воспитание и русский язык, тем самым почти на два десятилетия предвосхитив знаменитую формулу С. С. Уварова.

В «Рассуждении» мыслитель заявляет о себе как о главном противнике галлома- нии и поборнике «русского воспитания»: «Воспитание должно быть отечественное,

Философские науки 189

а не чужеземное. Ученый чужестранец может преподать нам, когда нужно, некоторые знания свои в науках; но не может вложить в душу нашу огня народной гордости, огня любви к Отечеству, точно так же, как я не могу вложить в него чувствований моих к моей матери. <…> У него своя мать, свое гнездо, свое Отечество. Любовь к оному почерпается не из хладных рассуждений, не из принужденной благовидно- сти, нет! Она должна пламенною рекою литься из души моего учителя в мою, пылать в его лице, сверкать из его очей» (Шишков, 1825a, 180–181).

Шишков отводит национальному образованию и воспитанию государственное значение, отмечая прямую зависимость от него процветания и самого будущего России: «Народное воспитание есть весьма важное дело, требующее великой прозор- ливости и предусмотрения. Оно не действует в настоящее время, но приготовляет счастие или несчастие предбудущих времен, и призывает на главу нашу или благо- словление, или клятву потомков» (Шишков, 1825a, 183).

Либеральные и атеистические сочинения европейских философов он сравнивает с адом, убивающим живую народную душу: «Сия нравственная чума, заражающая умы, истребляющая жизненные соки общества, — распускание ядовитых писателей, злочестивых книг — не только не пугает нас, но находит почти равнодушными, и мы не боимся, что общественное тело, напитанное ядами, по истощении в судоро- гах оставшейся силы своей, истлеет и, сгнившее, падет» (Шишков, 2011, 605).

Мощный охранительный пафос, яркий образный язык Шишкова проникали в самые «затвердевшие» сердца отцов семейств, хранивших в старинных семейных библиотеках бронзовый бюст Вольтера и полные собрания сочинений знаменитого французского вольнодумца: «Отцы и матери, трепещите своей беспечности, трепещи- те сделаться сообщниками злочестия! Вы, конечно, вырвали бы из детских рук ядови- тую чашу — и оставляете пред их очами книги, могущие развратить разум и сердце, тщательно сохраняете в домах нечестивые сочинения, наследственную отраву, пере- ходящую из рода в род» (Шишков, 2011, 605).

Как справедливо отмечает А. Ю. Минаков, именно в ходе борьбы с галломанией оформляется первоначальная программа русских консерваторов, в создании которой, кроме А. С. Шишкова, участвовали и другие литераторы — Н. М. Карамзин, Ф. В. Рос- топчин, С. Н. Глинка, С. А. Ширинский-Шихматов, а также представители православ- ного клира [Минаков, 2011].

***

Угроза неизбежной войны с наполеоновской Францией, стремившейся к полити- ческому господству на европейском континенте, вынудила российскую верховную власть на время отступиться от республиканских идеалов и обратиться за поддерж- кой к консерватору-оппозиционеру. «Я читал рассуждение ваше о любви к Отече- ству, — сказал Александр I А. С. Шишкову. — Имея таковые чувства, вы можете быть ему полезны. Кажется, у нас не обойдется без войны с французами, нужно сделать рекрутский набор; я бы желал, чтобы вы написали о том манифест» (Шишков, 1870, 1, 121).

Вице-адмирал Шишков назначается на важный пост государственного секрета- ря — вместо отправленного в ссылку знаменитого либерала-реформатора М. М. Спе- ранского, обвиненного в преклонении перед всем французским и даже в заговоре в пользу Наполеона. «Перед началом отечественной войны понадобилось другое перо, более народное, более русское» (Свербеев, 1871, 170). Этим шагом Александр I как бы признавал ошибкой прежний курс внешней и внутренней политики, ориенти- рованный на идеалы европейского либерализма, и призывал себе в помощь вчераш- них оппозиционеров из консервативного стана.

В течение двух с половиной лет почти 60-летний Александр Семенович практи- чески постоянно находился «при особе государя», сопутствуя ему в многочисленных

190 Христианское чтение No 3, 2019

разъездах, неизбежных для длительной военной кампании; трудился «над изложе- нием <…> монарших повелений» (Шишков, 1870, 1, 120), написав в общей сложности более 80 манифестов, приказов и рескриптов.

Первым указом царя, составленным Шишковым, стал «Манифест о рекрутском наборе». С апреля 1812 и до конца 1814 г. он был патриотическим голосом России, поднимавшим и укреплявшим дух русского народа, которому жадно внимали все сословия: «Да встретит враг в каждом дворянине — Пожарского, в каждом духов- ном — Палицына, в каждом гражданине — Минина. Благородное дворянское сосло- вие! Ты во все времена было спасителем Отечества; Святейший Синод и духовенство! Вы всегда теплыми молитвами своими призывали благодать на главу России; Народ Русский! Храброе потомство храбрых славян! Ты неоднократно сокрушал зубы укре- пившихся на тебя львов и тигров. Соединитесь все: со крестом в сердце и с оружием в руках никакие силы человеческие вас не одолеют» (Шишков, 1870, 1, 426–427).

Отечественная война еще более утвердила Шишкова в сознании истинности своих давних воззрений на безбожную французскую цивилизацию и воспринималась им в религиозном свете: «Я всегда имел такое мнение, что всеобщая война сия была не о землях или границах; главное дело состояло в том, чтобы привесть все царства в их прежнее состояние, низринуть беззаконие, воцарить истину и благонравие, низ- ложить пример соблазна» (Шишков, 1870, 1, 266).

Вот как передает впечатление от чтения шишковских манифестов тогдаш- ний московский генерал-губернатор граф Ф. В. Ростопчин: «Сначала — внимание, потом — гнев; но когда Шишков произнес слова, в которых говорилось, что неприя- тель с лестью на устах несет в руках оковы, тогда негодование выразилось в сильней- шей степени: ударяли себя в голову, рвали на себе волосы, ломали руки, видны были слезы гнева, струившиеся по этим лицам, напоминавшим древних. Я видел одного, который скрежетал зубами» (Ростопчин, 1992, 270). Как свидетельствует С. Т. Акса- ков, «писанные им манифесты действовали электрически на целую Русь. Несмотря на книжные, иногда несколько напыщенные выражения, русское чувство, которым они были проникнуты, сильно отзывалось в сердцах русских людей» (Аксаков, 1966, 271). Даже всегда скептически настроенный к Александру Семеновичу интеллекту- ал князь П. А. Вяземский под конец жизни в своих записках признавал: «Я помню, что во время оно мы смеялись нелепости его манифестов и ужасались их государ- ственной неблагопристойности, но между тем большинство, народ, Россия, читали их с восторгом и умилением, и теперь многие восхищаются их красноречием. Следова- тельно, они были кстати» [Альтшуллер, 2005, 64].

По авторитетному мнению официального историка эпохи Александра I Н. К. Шиль- дера, благодаря написанным секретарем Шишковым от имени императора воззвани- ям «борьба с Наполеоном получила значение народной и священной войны» [Шиль- дер, 1905, 88].

В посланиях войскам мыслитель раскрывает христианский характер и дух во- инского служения, постоянно подчеркивая, что русская армия — это прежде всего православное воинство Христово, которое не должно уподобляться армии безбожни- ков: «Вы — русские! Вы — христиане! <…> Я не угрожаю вам наказаниями; ибо знаю, что никто из вас не подвергнется оным. Вы видели в земле нашей грабителей, рас- хищавших домы невинных поселян. Вы праведно кипели на них гневом и наказали злодеев! Кто ж захочет им уподобиться? Если же кто, паче чаяния, таковой сыщется, да не будет он русский! Да исторгнется из среды вас!» (Шишков, 1870, 1, 173).

А. С. Шишков внес огромный вклад в победу над Наполеоном, однако к 1814 году его национальная и патриотическая риторика вновь перестала быть востребованной в связи с влиянием на императора Александра I идей универсального христианства и космополитизма [Минаков, 2011, 189].

30 августа 1814 г. вице-адмирал был уволен от должности государственного се- кретаря и «в воздаяние долговременной службы и трудов, понесенных в минувшую войну» назначен членом Государственного совета, в котором оставался до своей

Философские науки 191

смерти. На заседаниях Совета Шишков отличался самостоятельностью суждений, часто оказываясь со своим другом, первым российским морским министром Н. С. Мордви- новым2 в меньшинстве среди более либерально настроенных членов.

Самое активное участие Александр Семенович принимал в обсуждении вопросов цензуры и народного образования, подавая записки, которые вплоть до 1824 г. не по- лучали официальной поддержки в силу господства в то время категорически не под- держиваемых им идей мистического христианства.

***

Ключевое положение в религиозной и образовательной политике Российской им- перии во второй половине александровского царствования занимал князь А. Н. Голи- цын. С 1817 г. он возглавлял Министерство духовных дел и народного просвещения, объединившее два ведомства — духовных дел и народного просвещения, но, по мет- кому слову Н. М. Карамзина, представлявшее собой «министерство затмения».

Одним из наиболее ярких воплощений нового «экуменического» курса стало открытие в России Библейского общества (РБО, 1813–1826). Первое собрание РБО состоялось в Санкт-Петербурге в январе 1813 г., в доме князя Голицына на Фонтанке, под его председательством и при участии представителей разных именующих себя христианскими вероисповеданий.

Шишков в мистицизме Голицына видел проявление «духа времени», который, по его мнению, повел начало от знаменитого просветителя и масона Екатерининской эпохи Н. И. Новикова, связанного с французскими революционными учениями.

Как отмечает прот. Г. Флоровский, «по Библейскому делу у Шишкова было свое и очень твердое мнение. Для него сама мысль о переводе Библии представлялась злей- шей ересью, — но это была, прежде всего, „литературная ересь“ (по остроумному замеча- нию Свербеева). Ибо Шишков отрицал само существование русского языка, — „как будто бы некий особый, — говорил он в недоумении. — У нас славянский и русский язык один и тот же, он различается только на высокий и простой“, — это была основная религи- озно-филологическая теза Шишкова. <…> В последнем счете Шишков различает два языка: „язык веры“ и „язык страстей“, или „язык Церкви“ и „язык театра“. Библейский перевод и представлялся Шишкову „перекладкою“ Слова Божия с наречия высокого и важного на этот низкий стиль, на этот язык театра и страстей. Это было умышленным умалением священного достоинства Библии, думал он» [Флоровский, 1991, 161–162].

Однако представляется, что первостепенными для мыслителя были не литератур- ные мотивы — по его мнению, речь шла о глобальном подрыве вероисповедных основ. Особое неприятие православного консерватора вызывала концепция христианского экуменизма с его идеей «внутренней Церкви», насаждаемой министерством Голицына: «Все эти лжеумствования о так называемой внутренней Церкви (т. е. никакой), о народ- ной свободе и равенстве состояний, о конституциях, об истреблении царей <…> — все эти адские мысли суть плоды самолюбия и гордости, порождаемые безверием и отсту- плением от Бога» (Шишков, 186?, 122). Шишков так понимал и характеризовал цель РБО: «Составить из всего рода человеческого одну какую-то общую республику и одну религию: мнение мечтательное, безрассудное» (Шишков, 1870, 2, 228).

«Русская православная оппозиция», возглавляемая вице-адмиралом, объединяла литераторов-«архаистов», крупных государственных чиновников (граф А. А. Аракчеев, М. Л. Магницкий), а также ряд священнослужителей-консерваторов (архим. Иннокен- тий (Смирнов), архим. Фотий (Спасский), митр. Серафим (Глаголевский) и др.). «Оп- позиция» активно выступала с критикой конфессиональной политики правительства и особенно голицинского «двойного министерства», неоднократно обращаясь в посла- ниях, книгах и при личных аудиенциях непосредственно к императору Александру I.

В своих письмах к государю А. С. Шишков стремился разоблачить коварные за- мыслы вольнодумцев и защитить православие: «Главный обман Библейских обществ состоит в проповедовании какой-то иной веры, не той, которая в России со времен Владимира исповедуется, дабы ослепить народ и, воспламеня в нем под именами сей мечтательной веры и вольности безверие и своевольство, ополчить его против Бога, царей и всякого порядка» (Шишков, 1870, 2, 265).

В своей автобиографии архим. Фотий (Спасский) дал краткую характеристику лиц, участвовавших вместе с ним «в борьбе за веру». Шишков, по его словам, — знатный вельможа и писатель, преданный царю и Церкви: «Он один стоил больше, нежели все ученые Церкви пользы могли принести. Несмотря на старость лет, против лжеучений писал и говорил». Помощника Александра Семеновича князя П. А. Ширинского-Ших- матова отец Фотий характеризует как патриота и ревнителя православия: «Он был не весьма велик среди людей, но велик перед очами Божьими. Был правой рукой А. С. Шишкова и во всем ему помогал» [Кондаков, 1998, 153].

Усилия Шишкова и православной оппозиции увенчались успехом: 15 марта 1824 г. государь упразднил «двуединое» министерство и отправил в отставку князя Голицы- на. «Шишков добивался от императора Александра запрещения русских переводов» [Флоровский, 1991, 165]. А в 1826 г. уже новый монарх, Николай I, прекращает деятель- ность Библейского общества в России.

***

15 мая 1824 г. Александр I назначил 70-летнего старца главой реформированного Министерства народного просвещения. Искренний монархист и верноподданный государя, Шишков беспрекословно принимает его решение, как и 12 лет тому назад: «Угодно было монаршей воле Твоей, без всякого у меня вопроса и без всякого иска- ния моего, наименовать меня министром народного просвещения в самое многотруд- нейшее время. Я повиновался священному гласу Твоему в 1812 г., когда враг Отече- ства шел с оружием на Россию. С тем же пламенным усердием повинуюсь и ныне, когда тайная вражда умышляет против Церкви и Престола» (Шишков, 1870, 2, 164). Как вспоминал С. Т. Аксаков, «никогда Шишков для себя ничего не искал, ни одному царю лично он не льстил; он искренне верил, что цари — от Бога, и был предан всею душою царскому сану, благоговел перед ним. Шишков без всякого унижения мог поклониться в ноги природному своему царю; но, стоя на коленях, он говорил: „Не делай этого, государь, это нехорошо“» (Аксаков, 1966).

В новой должности мыслитель не только стремился послужить России, но и желал воплотить те принципы православного просвещения, которые неоднократно выражал в своих публичных выступлениях и в частной переписке: «Мне поручено Министер- ство просвещения. Но какое просвещение может быть там, где колеблется вера? <…> Книги, сеющие безверие и разврат, продолжают переводиться и публично продавать- ся. Духовенство знает о них, и не только молчит и не отвращает сего зла, — но многие нововоспитанные священнослужители (кроме некоторых истинно усердных и благо- честивых), под личиною веры, споспешествуют ему» (Шишков, 1870, 2, 184).

Возглавляя министерство, А. С. Шишков задал народному просвещению тот вектор, который получил дальнейшее развитие при С. С. Уварове: «Народное об- разование должно быть национальным» — таков был провозглашенный им идеал. Новые программы предполагали приоритетное изучение русского языка и русской истории [Минаков, 2018]. Причем, как отмечает А. Ю. Минаков, такие политические антагонисты, как Шишков, Магницкий и другие консерваторы, с одной стороны, и С. С. Уваров — с другой, были устремлены к общей цели, активно преодоле- вая мистико-космополитический вектор, заданный отечественной системе образо- вания после 1812 г. Александром I и Голицыным [Минаков, 2018]. Поведя с первых своих шагов решительную борьбу с мистическим направлением голицынского министерства, Шишков смог расчистить путь «конструктивной программе Уварова», основанной на использовании современных научных знаний и концепций обра- зования [Петров, 2003, 8]. Так, в своем первом докладе императору от 15 мая 1824 г. Александр Семенович выдвинул против министерства Голицына обвинение в том, что «поголовное удаление преподавателей, в которых так нуждались наши учебные заведения, и назначение на кафедры людей малосведующих, но прикинувшихся бла- гонамеренными, принизило уровень научного образования. Раболепство и лицемерие проникли в ученое сословие» [Петров, 2003, 10].

Образовательная программа Шишкова базировалась на идее приоритета религи- озного образования, православия и самодержавия, а также следовании принципам сословности и народности. В частности, выделяют две его программные деклара- ции — речь 11 сентября 1824 г. в Главном правлении училищ и обращение к Главному правлению училищ 11 декабря 1824 г.

Председательствуя на первом заседании Главного правления училищ, ученый сформулировал основную задачу министерства в том, чтобы «оберегать юношество от заразы лжемудрыми умствованиями, ветротленными мечтаниями, пухлою гор- достию и пагубным самолюбием, вовлекающим человека в опасное заблуждение думать, что он в юности старик, и чрез то делающим его в старости юношею» [Рож- дественский, 1902, 166].

В первой речи Шишков проводит принцип сословности в образовании: «Науки полезны только тогда, когда, как соль, употребляются и преподаются в меру, смотря по состоянию людей и по надобности, какую всякое звание в них имеет. Излишество их, равно как и недостаток, противны истинному просвещению. Обучать грамоте весь народ или несоразмерное числу оного количества людей принесло бы более вреда, нежели пользы. Наставлять земледельческого сына в риторике — было бы приуготовлять его быть худым и бесполезным или еще вредным гражданином. Но правила и наставления в христианских добродетелях, в доброй нравственности нужны всякому, не выводят никого из определенного ему судьбою места и во всех состояниях и случаях делают его и почтенным, и кротким, и довольным, и благополучным» [Минаков, 2011, 441].

По утверждению историка С. В. Рождественского, министерство А. С. Шишкова отличалось «спокойным и планомерным обсуждением основ университетского строя, попытками так или иначе сочетать его особенности с началами общего политическо- го режима данной эпохи» [Петров, 2003, 10].

Основные принципы государственной политики в сфере образования мысли- тель изложил в обращении к Главному правлению училищ от 11 декабря 1824 г.: «I. Воспитание народное во всей империи нашей, несмотря на розность вер, ниже языков, должно быть русское. II. Греко-католик, римско-католик и лютеранин должны быть воспитаны: первый — в твердом и незыблемом православии, а второй и третий — во всей точности положительного исповедания своей веры. III. Все иновер- ное российское юношество должно учиться нашему языку и знать его. Оно должно преимущественно изучать нашу историю и законы. IV. Все науки должны быть очищены от всяких не принадлежащих к ним умствований. V. Излишнее множество и великое разнообразие учебных предметов должно быть благоразумно ограничено и сосредоточено, во-первых, на тех познаниях, кои самим учреждением разных учеб- ных заведений постановлены, и, во-вторых, сообразно с званиями, к которым учащи- еся предназначаются. VI. Язык славянский, т. е. высокий, и классическая российская словесность повсеместно должны быть вводимы и ободряемы. VII. Язык греческий должен везде, кроме училищ иноверных, иметь преимущество пред латинским. VIII. <…> Одно обучение не есть воспитание и даже вредно без возделания нравственно- сти, которой христианину вне Церкви найти не можно» [Минаков, 2011, 442].

В своей речи Шишков особо подчеркнул зависимость государства от системы образования: «Когда государство или народ желает благоденствовать, то первое попе- чение его долженствует быть о воспитании юных чад своих». Сущность воспитания мыслитель видит «в страхе Господнем, в напоении сердец детских любовью к вере, откуда проистекает любовь к Государю, сему поставленному от Бога отцу и главе народной; любовь к Отечеству, сему телу великому, но не крепкому без соединения с главой своей; и, наконец, любовь к ближнему, под которым разумеются сперва со- граждане, а потом и весь род человеческий» (Шишков, 1825a, 179–180).

Минаков верно усматривает в позиции ученого не инфернальный обскурантизм, приписываемый ему Пыпиным, не проявление невежества, своекорыстия и аморализ- ма, а попытку создания особого типа образованности и системы ценностей, которая лежала бы в основе учебных программ и могла бы противостоять рационализму, материализму, атеизму, революционаризму и т. п. негативным явлениям. Однако, как отмечает исследователь, используемый русскими консерваторами для реализации своей программы метод административных запретов компрометировал их в глазах образованных людей того времени, по большей части принадлежавших к либераль- ному лагерю [Минаков, 2011, 443].

Хотя Шишкова постоянно упрекали в ретроградстве и реакционности, он, в от- личие от своего предшественника князя Голицына, за четыре года управления ми- нистерством ни разу не позволил поставить вопрос о закрытии какого-либо россий- ского университета [Петров, 2003, 12]. С другой стороны, он не стремился ломать здравые предложения Голицына, поэтому дал ход циркуляру от 17 апреля 1824 г., в соответствии с которым все преподаватели обязывались предоставить в министер- ство полные конспекты лекций. По дополнительному требованию министра в пред- ставленных конспектах требовалось указать использованную литературу, особенно иностранную. Уже через два года, в 1826 г., университеты смогли опубликовать такие конспекты. Также Шишков выступил с инициативой выпуска учебников по различ- ным дисциплинам [Петров, 2003, 12–13].

Вообще в своей министерской политике ученый отдавал явное предпочтение университетам перед лицеями и благородными пансионами, которые при двух по- следних министерствах графа А. К. Разумовского (1810–1816) и князя А. Н. Голицына (1817–1824) получили большие привилегии. Он полагал, что эти частные дворянские заведения лишь отвлекают юношество от университетского образования. Кроме того, Шишков признавал вредным чисто домашнее обучение с гувернерами и в этом во- просе также предвосхитил политику графа С. С. Уварова [Петров, 2003, 66].

***

А. С. Шишков в течение многих лет серьезно изучал вопросы цензуры и неодно- кратно подавал верховной власти официальные записки с конкретными предложе- ниями, которые, как правило, ложились под сукно. Еще в 1816 г. он направил в Госу- дарственный совет записку о цензуре, где отмечал, что «худая цензура ведет к тому, что на одну хорошую книгу выпускается двадцать вредных. Они пытаются обмануть читателя, мешая ложь с правдой. Они используют язык, полный иносказательных и темных слов, делающих непонятным содержание, и исподволь развращают читате- ля» (Шишков, 1870, 2, 44).

После 1824 г. новый министерский статус Шишкова, а еще больше — сложная политическая ситуация в Российской империи и в Европе — уже не позволяли им- ператору игнорировать его инициативы. 25 мая 1824 г. Александр Семенович подает Александру I записку, в которой предлагает разработать новый Цензурный устав взамен устаревшего либерального Устава 1804 г. По замыслу мыслителя, цензура, которая в России до его времени «можно сказать не существовала» (Шишков, 1870, 2, 164), должна служить «к обуздованию своевольных и неосновательных мыслей, предписывая о наблюдении, чтоб издаваемые сочинения были в правилах нравствен- ности, в правилах истинного просвещения, никому не обидны, всякому для чтения или полезны, или по крайней мере забавны, но без всякого вреда нравам, наукам и языку» (Шишков, 1870, 2, 167).

Философские науки 195

Главным деянием Шишкова на посту министра просвещения стало создание Цензурного устава 1826 г., прозванного либеральными публицистами «чугунным». В сравнении с предыдущим этот Устав был более подробным и основательным — 19 глав, 230 параграфов, 60 страниц, тогда как прошлый имел 47 параграфов и занимал всего 12 страниц. На Устав возлагались три главнейшие попечения: о науках и воспи- тании юношества, о нравах и внутренней безопасности и о направлении обществен- ного мнения согласно с политическими обстоятельствами и видами правительства. В качестве основного органа цензуры был утвержден Верховный цензурный комитет, состоявший из трех членов-министров — народного просвещения, внутренних дел и иностранных дел. Среди наиболее примечательных статей Устава выделим па- раграфы об умозрительных науках (философии), где запрещалась «всякая вредная теория, таковая, как, например, о первобытном зверском состоянии человека, будто бы естественном, о мнимом составлении первобытными гражданами обществ по- средством договоров, о происхождении законной власти не от Бога» (параграф 190) [Альтшуллер, 2005, 81]. В результате в Российской империи объявлялись вне закона сочинения таких знаменитых просветителей-вольнодумцев, как Гельвеций, Гольбах, Дидро, Ламетри и Руссо.

«Чугунный устав» вошел в историю дореволюционной отечественной цензуры как наиболее строгий и консервативный, или «реакционный» с точки зрения либе- ральной историографии. В 1828 г. он был смягчен императором Николаем I согласно предложениям С. С. Уварова.

***

Еще в 1818 г. Александр Семенович написал устав Академии, где сформировал ее основную цель — быть «охранительницей» языка «от могущих повреждать и потря- сать оный худых навыков, несправедливых толков и вводимых в него злоупотребле- ний» [Парсамов, 2010, 64]. При Шишкове в десять раз было увеличено финансирова- ние заведения, выходил периодический журнал «Известия Российской Академии». В члены Академии были приняты лучшие русские писатели — Н. М. Карамзин, П. А. Вяземский, В. А. Жуковский, А. С. Пушкин и др.; установились научные контак- ты с крупнейшими европейскими филологами, организовались научные экспедиции в Болгарию, Валахию, Сербию, Черногорию.

По выходе в отставку Шишков полностью посвятил себя Российской академии, которой он в качестве президента руководил с 1813 г. до самой смерти.

После кончины мыслителя по приказу Николая I Российская академии была присоединена к Академии наук в виде ее второго отделения, получившего название «Отделение русского языка и литературы».

На склоне дней постепенно полностью ослепший старец занимался составлением «Собрания сочинений и переводов адмирала Шишкова», которое было выпущено в 17 томах в Российской академии с 1818 по 1839 гг.

Свидетели последних лет жизни Шишкова, с одной стороны, отмечали физиче- скую немощь, болезненность, практически полную потерю зрения у 80-летнего уче- ного, но, с другой стороны, поражались силе и бодрости его духа, верности идеалам православия и самодержавия, беспримерной заботе о своем главном детище — Рос- сийской академии. Так, навестивший старца в его доме на Фурштадтской С. Т. Акса- ков вспоминал: «В 1836 г. я опять ездил в Петербург. Здоровье Александра Семеныча Шишкова и особенно зрение очень ослабели, но я нашел его бодрым духовно и даже иногда веселым. Он почти ощупью отыскивал в шкафе нужную ему книгу, доставал ее и заставлял меня кое-что прочесть вслух. В одной рукописной его книге (не помню, как она называлась) читал я, признаюсь, с предубеждением и недоверчивостью, пред- сказание Шишкова о будущей судьбе Европы, о всех ее революциях и безвыходных неустройствах. Увы! Все исполнилось и исполняется с поразительною верностью» (Аксаков, 1966).

Выдающийся русский православный просветитель, страж «благословенного рус- ского царства» (Шишков, 1870, 2, 269), верный слуга Отечества и государя, к которому он относился как к «отцу и главе народной», «поставленному от Бога» (Шишков, 1825a 179), адмирал Александр Семенович Шишков был похоронен в Лазаревской усыпальнице Александро-Невской лавры.

В конце жизни он писал: «Имя усердного царю и Отечеству слуги <…> я ни за какие золотые горы не променяю, ни для каких угрожающих мне бедствий [его] не от- ступлюсь» (Шишков, 186?, 4).

Подводя итоги нашего исследования, необходимо отметить, что А. С. Шишков яв- лялся непосредственным предшественником двух наиболее значительных православ- но-русских направлений отечественной мысли Николаевской эпохи — концепции «русской триады» (приоритет русского языка, русской народности и отечественного права, принципы сословности и «русского воспитания»; С. С. Уваров, С. П. Шевырев) и классического славянофильства (А. С. Хомяков3, К. С. Аксаков).

Пожалуй, первым эту важную связь выразил Д. Н. Свербеев: «Шишков не сопо- ставлял для себя трех главных идей всей своей жизни <…>, невзирая на то, он, так сказать, бессознательно первый воплотил в себе тричастный русский символ „право- славия, самодержавия и народности“, который потом сделался в одно и то же время программою царствования императора Николая, девизом графа Уварова и, наконец, надписью на знамени позднейших славянофилов» (Свербеев, 1871, 178).

Выступая предшественником С. С. Уварова и славянофилов, Александр Семено- вич смог подготовить почву для ярчайшего расцвета Золотого века русской культуры. И совсем не случайно, что главный русский поэт Золотого века посвятил ему эти строки, которые, хочется верить, украсят памятную доску на его доме в Санкт-Петербурге:

Сей старец дорог нам: он блещет средь народа Священной памятью двенадцатого года.
Один в толпе вельмож он русских муз любил,
Их незамеченных созвал, соединил… (Пушкин, 1974, 260).

ПЕТЕРБУРГСКИЕ ШКОЛЬНИКИ СТАЛИ ПОБЕДИТЕЛЯМИ ВСЕРОССИЙСКОГО КОНКУРСА «УЧИТЕЛЬ И УЧЕНИК»

В Синодальном отделе религиозного образования и катехизации состоялось подведение итогов Всероссийского конкурса детского творчества, посвященного 75-летию Победы в Великой Отечественной войне, – «Учитель и ученик». Работу жюри возглавил председатель Синодального отдела митрополит Ростовский и Новочеркасский Меркурий.

В Конкурсе приняли участие ребята со всей России. На рассмотрение жюри было представлено более 700 работ юных художников и их педагогов.

Лучшие работы примут участие в выставках, которые проводит Синодальный отдел религиозного образования и катехизации.

Сопредседатель Конкурса иеромонах Трифон (Умалатов):

«В связи с тем, что члены жюри приняли решение не присуждать 2-е и 3-е места в возрастной номинации 8–10 лет, освободившиеся два места переведены в возрастную номинацию 14–17 лет и в ней дополнительно присуждено одно 2-е и одно 3-е места. Победители Конкурса, занявшие 1-е, 2-е и 3-е места, будут награждены грамотами в Москве. Еще для них в сентябре на Роза Хутор будут организованы выездные мастер-классы и пленэры, которые проведут художники-педагоги из Академии акварели и изящных искусств Сергея Андрияки заслуженный художник России Александр Волков и Юлия Нуждина».

Поездку организует АНО «ПОКОЛЕНИЕ», соорганизатор Конкурса, в рамках грантового конкурса «Православная инициатива».

Результаты Конкурса:

  • В номинации «Основная тематика», первая возрастная группа (8–10 лет):
    1-е место: Иван Оконенко (9 лет), «После боя сердце просит музыки вдвойне»; Елизавета Васильевна Магдеева, «Соловей запел», Санкт-Петербургская епархия;
    2-е и 3-е место не присуждались.

  • В номинации «Основная тематика», вторая возрастная группа (11–13 лет):
    1-е место: Алиса Духничева (12 лет), «Храни тебя Господь!»; Оксана Анатольевна Букреева, «Вера. Надежда. Любовь», Ростовская-на-Дону епархия;
    2-е место: Мария Шарнина (13 лет), «Подвиг Тихона Барана»; Инга Николаевна Шарнина «Боль Белорусской земли», Ярославская епархия;
    3-е место: Милана Белоусова, (11 лет), «На фронт приехали артисты»; Ирина Александровна Черкасова, «Любовнянский град. Арест партизан», Тамбовская епархия.

  • В номинации «Основная тематика», третья возрастная группа  (14–17 лет):
    1-е место: Виктория Скорина (15 лет), «Блокадный Эрмитаж»; Иван Владимирович Кирпичев, «Память», Санкт-Петербургская епархия;
    2-е место: Яна Колесникова (16 лет), «С Победой домой»; Евгения Юрьевна Савчук, «Снова в школу», Орловская епархия;
    2-е место: Виктория Клочан (17 лет), «Спасибо за Победу»; Ирина Николаевна Шаповалова, «Благословение», Саратовская епархия;
    3-е место: Ксения Нягина (16 лет), «Подвиг матери»; Ольга Юрьевна Мальцева, «Мать», Кемеровская епархия;
    3-е место: Екатерина Кондакова (14 лет), «Враг пал. Мы победили!!!»; Софья Игоревна Дернова, «Забыть нельзя», Ростовская-на-Дону епархия.

Анастасия Мельникова: «У Петербурга — сильная душа»

 

Встреча с удивительной актрисой, внимательной мамой, заботливой народной избранницей, героем военных действий, невероятно добрым человеком, инициатором многих благотворительных проектов, идеологом духовного возрождения, 200-процентно харизматичной АНАСТАСИЕЙ МЕЛЬНИКОВОЙ.

Во время душевного и очень искреннего разговора даже не чувствовалось, что обещаешься с заслуженной артисткой России и депутатом Законодательного собрания — скорее с очаровательной благородной мудрой петербурженкой, чья судьба дышит аристократизмом духа.

ПОДТЕМЫ ИНТЕРВЬЮ:

У России – женская душа. А у Петербурга?

100 лет истории… у Петербурга особая роль?

Петербург способен сказать новое слово?

Мы очень хотим, чтобы артист лечил души людей!

Когда мы научимся думать не о себе, а о других, тогда все будет хорошо!

Думать о других – это так по-петербуржски!

У нас выросла потрясающая интересная молодежь!

Читаем первоисточники: документы, переписку, воспоминания.

Есть ли слова, которые мы забываем сказать?

Берегите своих родных!

Предлагаем Вашему вниманию еще одну серию телевизионного проекта Совета по культуре Санкт-Петербургской епархии «Осмысление. 100+»
Это череда интервью с известными людьми Петербурга: священниками, артистами, телеведущими, педагогами и музыкантами, – которые рассуждают о событиях столетней давности в их сегодняшнем отражении.

«Ваша жизнь – яркий пример преданного служения». Петербуржцы поздравляют митрополита Варсонофия

Сегодня митрополиту Санкт-Петербургскому и Ладожскому Варсонофию исполняется 65 лет.

Митрополит Варсонофий родился 3 июня 1955 года в селе Малиновка Аркадакского района Саратовской области в многодетной крестьянской семье. После окончания средней школы проходил службу в Советской армии. В 1976-1979 годах обучался в Московской духовной семинарии. В 1978 году в Троице-Сергиевой лавре был пострижен в монашество. В декабре 2005 года утвержден в должности управляющего делами Московской патриархии. С марта 2014 года назначен управляющим Санкт-Петербургской епархией – митрополитом Санкт-Петербургским и Ладожским.

«Главное мерило достижений для нас – сколько людей мы смогли привести к благочестивой жизни, стало ли благодаря нашему служению меньше совершаться грехов. Материальная жизнь столь увлекает людей, что духовное уходит на второй план. Эти приоритеты необходимо менять. И когда смотрим на окружающую действительность, видим, что работы еще много», – говорил «ПД» владыка Варсонофий.

УВАЖЕНИЕ И ЛЮБОВЬ

Губернатор Санкт-Петербурга Александр Беглов поздравил с 65-летием митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Варсонофия: «Ваша жизнь – яркий пример преданного служения Русской православной церкви. Глубокая мудрость, душевная теплота и доброжелательность снискали Вам искреннее уважение и любовь жителей Санкт-Петербурга», – отметил Александр Беглов.

Губернатор подчеркнул, что благодаря трудам владыки Варсонофия в Санкт-Петербурге значительно увеличилось количество православных приходов, отреставрированы десятки уникальных храмов-памятников, построены новые церкви, получило воспитание и образование новое поколение священнослужителей, а сам город укрепил высокий статус синодальной столицы России.

Председатель Законодательного собрания Санкт-Петербурга Вячеслав Макаров подчеркнул, что владыка Варсонофий завоевал почет и уважение петербуржцев.

«Своим многолетним беззаветным служением Русской православной церкви, подвижнической деятельностью по восстановлению святынь и основанию храмов, заботой о воспитании в людях духовности и нравственности, любви к Отечеству, почтения к семейным ценностям вы указываете всем нам спасительный путь Веры и Любви», – обратился к митрополиту Вячеслав Макаров.

ПРИМЕР ДЛЯ ВСЕГО МИРА

Настоятель буддийского дацана Гунзэчойнэй Буда Бадмаев отметил, что в Петербурге сложилась уникальная система межконфессионального сотрудничества. И большой вклад в это внес митрополит Варсонофий. «Уверен, вместе мы сделаем так, чтобы духовность, доброта, любовь и сострадание и дальше царили на петербургской земле, а наш город станет примером для всего мира», – сказал Буда Бадмаев.

Начальник отдела по связям с религиозными объединениями администрации губернатора Санкт-Петербурга Владимир Иванов напомнил, что при владыке Варсонофии петербургские храмы стали центрами социальной жизни города. В приходах работают воскресные школы, кружки, проходят консультации и мастер-классы. Кроме того, активно развивается межконфессиональное сотрудничество.

«Особого внимания заслуживают личные качества владыки Варсонофия. Его отличают чуткость, умение слышать собеседника, он всегда открыт для общения, а каждая встреча носит конструктивный характер», – подчеркнул Владимир Иванов.

Театрально-коммуникативное действо «Живая история» в формате онлайн

В рамках проекта «Духовные уроки России», который реализуется при поддержке Фонда президентских грантов, прошло необычное мероприятие «Театрально-коммуникативное действо «Живая история» в формате онлайн».
«Изначально планировалась очная встреча с детьми в Санкт-Петербургском православном драмматическом Театре «Странник», но по известным всем причинам нам пришлось менять формат мероприятия на онлайн. Очень хотелось показать «живых» героев нашей страны и мультфильмы детям в Театре, но здесь каждый, кто работал и организовал проект «Духовные уроки России…», вложил часть своих впечатлений и чувств, выразил своё мнение по проекту. Иными словами получилось показать даже  больше и интереснее, чем планировалось. И теперь каждый сможет посмотреть в этом видео, то как создавались мультфильмы «Как Алена и Данила добру учились», какие известные представители общественности приняли участие в его создании и, самое важное родителям вместе с детьми дома познакомиться с чудесными героями, которые, я уверен, станут  настоящими друзьями дошкольников со всей страны», — Председатель Правления благотворительного фонда «Отечество. Культура. Образование.» и Председатель Совета по культуре Санкт-Петербургской епархии иерей Илья Макаров.
Формат театрально-коммуникативного действа включил в себя обращения организаторов и участников проекта: руководителя проекта иерея Ильи Макаров,  режиссёра и сценариста Алёны  Поликовской, режиссёра-аниматора Джангира Сулейманова, художественного руководителя Театра «Странник» Владимира Уварова, методиста проекта Виктори Гусаковой, актеров озвучивания: народная артистка России Анна Ковальчук, российский журналист и телеведущий Борис Корчевников и российский актер и радиоведущий Алексей Климушкин и др.

Актеры православного драмматического театра «Странник» представили «живых» героев нашей страны.
Мультипликационный формат, лаконично встроенный  в театральные сцены, символизирует то, что мультфильмы  «Как Алена и Данила добру учились» -это серии про настоящих героев нашей Родины, про тех, которые жили давно, но сегодня являются частью нашей истории, а значит и частью будущего страны.
Видео Театрально-коммуникативного действа можно посмотреть по ссылке

Вышли в свет видео-диски с мультипликационными  сериями «Как Алена и Данила добру учились»

В рамках проекта «Духовные уроки России, рассказанные ее героями для детей», который реализуется при поддержке Фонда президентских грантов, созданы видео-диски с мультипликационными  сериями «Как Алена и Данила добру учились», включая методические рекомендации для педагогов.
Видео-диски переданы в Отдел религиозного образования и катехизации Санкт-Петербургской епархии и в Комитет по образованию Санкт-Петербурга для распространения среди дошкольных учреждений города: светских ДОУ и воскресных школ.

«Мультипликационные серии «Как Алена и Данила добру учились» имеют большую воспитательную и образовательную ценность, которые могут стать достойной альтернативой зарубежным анимационным мультфильмам. Яркие, красочные, образно насыщенные мультфильмы помогают взрослым и маленьким зрителям задуматься о важных вопросах: о добре и зле, о мире и о человеке, живущем в этом мире.
Стоит привлечь к использованию этого проекта всех заинтересованных лиц, родительскую общественность и особенно педагогическое сообщество Петербурга. Тогда эффективность использования этих мультфильмов будет во много крат больше!»- старший преподаватель кафедры социально-педагогического образования  СПбАППО, кандидат педагогических наук Наталья Еремина.

Анимационные серии «Как Алена и Данила добру учились» можно посмотреть в свободном доступе на Youtobe 
А также Телеканал «СПАС» продолжает трансляцию мультсериала во время программы «Мультфильмы на Спасе».

Перспективы работы Комиссий по религиозному образованию, катехизации и духовной культуре обсудили в Петербурге

26 мая в Санкт-Петербургской епархии состоялось первое онлайн совещание по вопросу создания комиссий по религиозному образованию, катехизации и духовной культуре благочиннических округов епархии.

Совещание провел председатель Отдела религиозного образования и катехизации Санкт-Петербургской епархии иерей Илия Макаров. Инициатива создания комиссий была одобрена митрополитом Санкт-Петербургским и Ладожским Варсонофием, главная идея – оперативное реагирование на современные тенденции, появляющиеся в образовательных процессах, в том числе, в сфере православной культуры. Именно комиссии призваны помочь учителям и родителям адаптироваться к новым условиям обучения, а также разобраться в новых форматах преподавания.


Председатели комиссий в режиме онлайн обсудили идею проекта, отметив, что особо актуальным является сегодня вопрос дальнейшего развития системы религиозного
образования, катехизации и воспитания детей на основе духовно-нравственной культуры в благочиннических округах Санкт-Петербургской епархии, с учетом ситуации в каждом
конкретном округе. В ходе совещания было решено, что комиссии будут создаваться и работать на базе Центров духовной культуры и образования.

При этом запланированные проекты и программы в обязательном порядке должны согласовываться с благочинным и реализовываться на основе требований и рекомендаций синодального и епархиального Отделов религиозного образования и катехизации. В состав комиссий войдут: председатель, которым станет директор Центра духовной культуры и образования (ЦДКиО) благочиния, священнослужитель, имеющий высшее богословское и желательно — высшее светское образование; методист ОПК благочиния, имеющий светское педагогическое образование; тьютор — специалист из числа лучших и опытных директоров Воскресных школ благочиния, прошедший обязательную епархиальную аттестацию и помощник благочинного по религиозному образованию и катехизации.


Комиссии будут также отслеживать организацию и мониторинг деятельности приходов благочиния в области религиозного образования, катехизации и духовной культуры. При этом эффективность деятельности данных комиссий будет оцениваться 1 раз в год, а о результатах проверки будет доложено митрополиту Санкт-Петербургскому и Ладожскому Варсонофию.

В. П. Филимонов.Жизнь и подвиги преподобного Серафима, Вырицкого чудотворца К 70-летию со дня преставления

Великий молитвенник и печальник земли Русской, преподобный и богоносный отец наш Серафим Вырицкий (в миру Василий Николаевич Муравьев) родился 31 марта(по новому стилю 13 апреля) 1866 года . Родители, отец Николай Иванович Муравьев (родился 1 мая 1837г., крещен   3 мая 1837г.,умер от чахотки 5 сентября 1876г.) и мать Хиония Алимпиевна Муравьева, были крестьянами деревни Вахрамеево Арефинской волости Рыбинского уезда Ярославской губернии, прихода Спас-на-Ухре.


При крещении, 1 апреля 1866 г., младенец был назван Василием,- в честь прп. Василия Нового, исповедника.
(прим. Первенство открытия точной даты и точного места рождения Серафима Вырицкого принадлежит  рыбинской пенсионерке Галине Павловне Сычевой, нашедшей в архиве точную справку о месте и дате рождения преподобного Серафима.
У него были и две сестры, умершие в младенчестве — Елисавета (родилась 9 апреля 1871г.,умерла 24 августа 1871г.) и Евдокия (родилась 15 февраля 1875г.,умерла 19 мая 1875г.). Похоронены родители и сестры Василия Николаевича Муравьева в  Спас-на-Ухре, у храма.

     Будучи людьми истинно верующими и богобоязненными, и сына своего они воспитали в вере и благочестии. С детских лет в мальчике проявились те свойства христианской души, которые во всей полноте раскрылись в зрелые годы. Первыми его книгами стали Евангелие и Псалтирь… Уже тогда открылся для него чудный таинственный мир, перед которым померкло все земное. В сокровенных глубинах чистой детской души зародилась мысль о принятии монашеского, ангельского образа. Для ближних это намерение до поры оставалось тайной.


Родители Василия, будучи рачительными хозяевами, вместе с тем, не были привязаны к материальным благам. Они всегда были готовы помочь нуждающимся, приютить странников, обогреть и накормить бедных. Когда позволяло время, Муравьевы всей семьей совершали паломнические поездки по святым местам — храмам и монастырям. С особой радостью посещали они Свято-Троицкую Сергиеву Лавру, в Гефсиманском скиту которой подвизался знаменитый старец иеромонах Варнава (Меркулов).


Когда Василию исполнилось десять лет, неожиданно на семью обрушилась скорбь — скончался глава семьи, Николай Иванович Муравьев, находившийся в расцвете лет. Ему шел тогда сороковой год. Близкие тяжело переживали утрату. Мать Василия была женщиной болезненной, а от случившегося ее состояние еще более ухудшилось. Отроку пришлось стать кормильцем семьи.
Вскоре милость Божия посетила обездоленное семейство — односельчанин, благочестивый и добрый человек, работавший старшим приказчиком в одной из лавок С.-Петербурга, пригласил Василия в столичный город на заработки. При этом он обещал, как тогда говорили, вывести его «в люди».


С первых же шагов Василий, работая рассыльным в одной из лавок Гостиного Двора, проявил усердие, исполнительность и старательность, заслужив полное доверие хозяина. В дальнейшем тот стал поручать ему все более и более сложные дела, которые Василий, с Божией помощью, всегда выполнял с усердием и в срок. Почти все свое жалование Василий отсылал на родину больной матери.
По-прежнему владело Василием неугасимое стремление к монашеской жизни. На стал момент, когда оно охватило его с непостижимой силой. Ему было тогда около четырнадцати лет. В горячем порыве пришел он в Александро-Невскую Лавру и просил о встрече с наместником. Однако, игумен в тот день отсутствовал. В ту пору в Лавре подвизалось несколько старцев-схимников, известных во всей России. Василию предложили встретиться с одним из них. На коленях, со слезами поведал отрок старцу о своем заветном желании. В ответ же услышал наставление, оказавшееся пророческим: до поры оставаться в миру, творить богоугодные дела, создать благочестивую семью, воспитать детей, а затем, по обоюдному согласию с супругой, принять монашество. В заключение старец сказал: «Васенька! Тебе суждено еще пройти путь мирской, тернистый, со многими скорбями. Соверши же его перед Богом и совестью. Придет время, и Господь вознаградит тебя…» Так была явлена Василию воля Божия. Вся дальнейшая его жизнь в миру стала подготовкой к жизни иноческой. Это был подвиг послушания, который длился более 40 лет.
Хозяин Василия, будучи человеком благочестивым, всячески приветствовал его богоугодную жизнь.

Он высоко ценил нравственные и деловые качества своего работника- необычайное трудолюбие, исполнительность и несомненный коммерческий талант. Когда Василию исполнилось 16 лет, он назначил юношу на должность приказчика, а еще через год Василий Николаевич стал старшим приказчиком. В будущем же владелец конторы возлагал на него надежды как на компаньона. Это был удивительный и редчайший случай, ибо для того, чтобы дослужиться до старшего приказчика, обычно требовалось не менее 10 лет.


По служебным делам молодому приказчику приходилось выезжать в Москву, Нижний Новгород и другие города России. Тогда, по согласованию с хозяином, посещал он святые места, находившиеся поблизости. Неизменно бывал он и в обители прп. Сергия и всякий раз старался бывать в Гефсиманском скиту, у любвеобильного старца Варнавы. В его лице Господь даровал Василию Муравьеву несравненного духовного наставника. Около 20 лет продолжалось их духовное общение. Порой и старец Варнава, посещая Санкт-Петербург, бывал в доме у молодого коммерсанта. Духовный наставник помогал ему советами, оберегая юношу от мирских соблазнов и готовя его ко вступлению в будущем на иноческий путь. Пока же Василию необходимо было выбрать себе спутницу жизни. Ею стала Ольга Ивановна (девичья фамилия и происхождение пока не установлены. Известно только, что родилась она в 1872 г. и семья ее, так же как и семья Муравьевых, была весьма благочестива), с которой в 1890 г. по благословению о. Варнавы Василий и обвенчался.
Господу было угодно, чтобы молодой подвижник прежде, чем отречься от мира и его забот, усовершился бы на поприщах семейного и коммерческого служения. В 1892 г. Василий Николаевич открыл собственное дело. Обладая большим опытом и имея прочные торговые связи, он организовал контору по заготовке и продаже пушнины. Значительная часть товара поставлялась за границу — в Германию, Австро-Венгрию, Англию, Францию и другие страны.
Имея незаурядные способности, Василий Николаевич не стремился к богатству и мирским почестям. Торговая деятельность была для него не способом умножить капитал, а необходимым средством для оказания помощи Церкви и ближним. Молодой предприниматель всегда старался всемерно повышать уровень знаний и эрудиции. В 1895 г. он стал действительным членом Общества для распространения коммерческих знаний в России и поступил на Высшие Коммерческие курсы, организованные при Обществе.


Успешно закончив их в 1897 г., он приобрел хорошее образование, давшее глубокие знания и широкий кругозор. Это немало помогало ему и в дальнейшем, после вступления на иноческий путь, когда на монастырских послушаниях и в беседах с людьми приходилось встречаться со множеством практических вопросов. До 1914 г. супруги Муравьевы числились крестьянами Ярославской губернии, имевшими вид на жительство в столице и занимавшимися там купеческим промыслом по сословному свидетельству 2-й гильдии. Существовало в ту пору еще такое сословное понятие — «временный Санкт-Петербургской 2-й гильдии купец» (С 1915 г. Василий и Ольга Муравьевы получили статус постоянных жителей города, и Василий Николаевич стал действительным Петроградской 2-й гильдии купцом, одним из пяти крупнейших мехоторговцев столицы).
Ольга Ивановна, будучи внешне весьма женственной, вместе с тем имела твердый и решительный характер. Она немало помогала супругу в торговых делах, а в отсутствие Василия Николаевича в Петербурге успешно руководила работой предприятия.

Василий Николаевич Муравьев с семьей

В 1895 г. в их семье родился сын Николай, а затем появилась на свет и дочь Ольга. Однако последняя отошла ко Господу еще младенцем, и после ее кончины по обоюдному согласию и благословению о. Варнавы Василий и Ольга стали жить, как брат и сестра. Молитвы духовного отца помогали им устоять в этой решимости.
В семье Муравьевых уже тогда сложился обычай — после литургии в дни двунадесятых праздников, праздников в честь чудотворных икон Божией Матери и чтимых святых в доме накрывали многие столы с самыми разнообразными кушаниями и зазывали с улицы на трапезу всех неимущих.
Помогая ряду храмов и обителей, Василий Николаевич как милосердный самарянин (Лк. 10, 35) постоянно вносил пожертвования на содержание нескольких богаделен, самая крупная из которых находилась на Забалканском (ныне Московском) проспекте, при Воскресенском Новодевичьем монастыре. Муравьевы не раз принимали к себе болящих из казенных больниц. Страждущим было несравненно легче поправляться в домашних условиях. Сердечное участие и искренняя любовь творили чудеса — безнадежно упавшие духом и истощенные тяжкими недугами люди вставали на ноги и возвращались к деятельной жизни. Василий и Ольга никогда не навязывали ближним своих убеждений и строгостей духовных. Сама их подлинно христианская жизнь служила к назиданию окружающих.
В начале 1906 г. отец Варнава тяжело занемог. Предчувствуя близкую кончину, он в последний раз посетил основанную им Иверско-Выксунскую женскую обитель и Петербург. В Петербурге старец провел два дня, встречаясь со своими любимыми «детками», благодаря их за любовь к нему и благодеяния обители Иверской, прося их не оставлять ее впредь своей помощью. В те дни Василий Николаевич и Ольга Ивановна в последний раз видели своего духовного отца. 17 февраля старец почил о Господе.
Кроме советов и наставлений, в наследство от о. Варнавы Василию Николаевичу досталась удивительная дружба и духовная близость с архимандритом Феофаном (Быстровым), духовником Царской семьи и будущим архиепископом Полтавским, бывшим в те годы инспектором Санкт-Петербургской Духовной академии.

 

Василий Николаевич Муравьев с семьей

Василия Николаевича хорошо знали в столичных церковных кругах как благочестивого мирянина и большого благотворителя. Так, в архиве Святейшего Синода сохранилась запись от 4 января 1905 г. о представлении Василия Николаевича Муравьева к награждению за богоугодные дела. К сожалению, само дело числится среди утраченных, и пока не удалось определить, за что конкретно и какую награду получил тогда Василий Николаевич. Однако, сам факт такого внимания со стороны Святейшего Синода говорит о многом.
С 1905 г. Василий Николаевич Муравьев становится также действительным членом Ярославского благотворительного общества — одного из крупнейших в России.
Грозный 1917 год. Для России наступило время тяжких испытаний. Многие состоятельные знакомые Муравьевых поспешили перевести капиталы за границу и стали покидать страну, надеясь пережить смутные времена за рубежом. Для Василия Муравьева подобного выбора не существовало — он всегда был готов разделить любые испытания с горячо любимой Отчизной и своим народом.
Пришла пора лютых гонений за веру. В течение трех лет после октябрьского переворота семья Муравьевых проживала, большей частью, за городом. Еще в 1906 г. Василий Николаевич приобрел большой двухэтажный дом-дачу в живописном поселке Тярлево, расположенном между Царским Селом и Павловском. До 1920 г. он стал главным пристанищем Василия и Ольги — оставаться в столице было крайне опасно. Мятеж и перемена власти лишили Муравьевых торгового дела, и в этот период времени Василий Николаевич, свободный от мирских забот, подытоживает прожитые годы, много молится, готовясь к новому этапу своей жизни.
Верный ученик прп. Варнавы Гефсиманского сперва собирался поступить в Свято-Троицкую Сергиеву Лавру, чтобы подвизаться у мощей своего духоносного наставника в Гефсиманском скиту. Однако, Господь судил иначе. Неожиданно Василий Николаевич получил благословение митрополита Петроградского и Гдовского Вениамина на принятие монашеского пострига в Александро-Невской Лавре. Такой поворот дела оказался для него спасительным — обитель прп. Сергия вскоре была упразднена властями. Так , Промыслом Божиим Василий Николаевич остался в Петрограде.

     13 сентября 1920 г. В.Н. Муравьев подал прошение в Духовный Собор Лавры с просьбой принять его в число братии, на что получил согласие и первое монастырское послушание- послушание пономаря. В это же время послушницей Воскресенского Новодевичьего монастыря стала супруга Василия Николаевича- Ольга. Все имевшееся Муравьевы пожертвовали на нужды обителей. Только в Лавру Василий Николаевич передал 40 000 рублей в золотой монете — по тому времени целое состояние!

Уже 26 октября владыка Вениамин благословил постричь в монашество послушника Василия Муравьева одновременно с Ольгой Муравьевой. 29 октября 1920 г. наместник Лавры архимандрит Николай (Ярушевич) постриг послушника Василия Муравьева в монашество с наречением ему имени Варнава в честь духовного отца, старца Варнавы Гефсиманского. Тогда же в Воскресенском Ново-девичьем монастыре Петрограда была пострижена в монашество и Ольга Ивановна Муравьева с наречением ей имени Христина.

     Свершилось! Исполнилось заветное желание Василия Николаевича Муравьева. Цель, к которой настойчиво и терпеливо он шел почти сорок пять лет, была достигнута
Вскоре брата Варнаву рукоположили в иеродиакона, поставив заведовать кладбищенской конторой. Послушание на кладбище, доставшееся о. Варнаве, было одним из наиболее сложных в обители. Страну охватило пламя междоусобной брани. Красные убивали белых, белые убивали красных. На Никольском, Тихвинском и Лазаревском кладбищах плач стоял непрестанный. В храмах Александро-Невской Лавры отпевание следовало за отпеванием, панихида — за панихидой.

Провожать почивших, утешать родных и близких погибших… Это была первая школа духовного врачевания и наставничества, которую прошел будущий о. Серафим, вырицкий старец-утешитель, молитвенник за сирот и страждущих, предстатель пред Господом за всю Русскую землю.
Всех поражала его необыкновенная целеустремленность и строгость к себе: в редкие свободные часы о. Варнаву часто заставали в обширной библиотеке Лавры, ночи же напролет проводил подвижник в молитвенном предстоянии Господу, так что свет в окнах его келлии бывал виден до самого рассвета.
Активное участие принимал о. Варнава в деятельности Александро-Невского братства, ставившего целью защиту в эти годы святой Православной веры от гонителей.
Тем не менее, монашеская жизнь в Лавре не только не угасла, но переживала небывалый подъем. Обитель была настоящим центром церковной жизни Петрограда.
Именно в это время сложились удивительной теплоты отношения между лаврским иеродиаконом Варнавой и митрополитом Петроградским Вениамином. Смиренный и кроткий, владыка был человеком удивительно доступным. В обычае у него были ежедневные прогулки по Никольскому кладбищу Лавры, где находилась контора о. Варнавы. Таким образом, подвижники имели возможность часто видеться и беседовать о многом.

11 сентября 1921 г., в день Усекновения главы святого Иоанна Предтечи — подвигоположника и покровителя монашества- митрополит Вениамин возвел о. Варнаву в иеромонаха. И здесь заметно особое смотрение Божие об о. Варнаве, сподобившемся соединить ангельский чин иночества с благодатию священства именно в этот иноческий праздник, день усиленного церковного поста и сугубого покаяния.
Вместе с благим игом священства понес иеромонах Варнава и новое послушание — главного свечника Лавры. Служение о. Варнавы всегда отличалось неподдельной искренностью. Как вспоминают очевидцы, за литургией лицо его озарялось духовной радостью, и неслучайно, что на богослужения с участием иеромонаха Варнавы (Муравьева) всегда собиралось множество народа. Все стремились послушать его проповеди, отличавшиеся простотой и доступностью. Сказывался многолетний опыт подвижничества в миру. Бывший петербургский купец хорошо знал жизнь людей разных сословий от простолюдина до утонченного интеллигента, их духовные нужды и затруднения. Именно в это время души многих верующих потянулись к простому и кроткому о. Варнаве. Все шире становился круг его духовных чад, а у дверей его келлии все чаще стали появляться посетители, пришедшие за духовным советом и утешением. Руководство преподобного Варнавы Гефсиманского, приобщение к церковной традиции и опыту святых отцов послужили кратчайшим и удобнейшим путем его восхождения к старчеству.
Гонения на верующих не только не прекращались, но становились все более лютыми. Никто из иноков Лавры, выходя утром к богослужениям и на послушания, не был уверен, что вернется к вечеру в свою келлию. Особой скорбью отозвались в душе о. Варнавы аресты его друзей и сподвижников, братчиков и насельников Лавры. Как невосполнимую утрату переживал о. Варнава расстрел большевиками владыки Вениамина- несравненного наставника и близкого друга.

17 июля 1922 г., едва только о. Варнава успел вернуться из поездки на родину в Ярославскую губернию для встречи с больной матерью, в Петрограде и Лавре началась обновленческая смута. Вместе с духовником обители архимандритом Сергием (Бирюковым) в эти тревожные годы он стал настоящей опорой для братии, тяжко переживавшей как нападки на Церковь извне, так и внутрицерковные разделения и соблазны.
Неудивительно, что в скором времени после описанных событий руководство и братия Лавры решили избрать иеромонаха Варнаву (Муравьева) членом Духовного Собора, с назначением его на один из ключевых административных постов Лавры — пост казначея.
В течение второй половины 1926 г. архимандрит Сергий (Бирюков) стал готовить о. Варнаву к принятию послушания духовника. С любовью наставлял он своего преемника, который с ответной любовью принимал эти наставления.
Требования, которые предъявлялись к духовному руководителю Лавры, были весьма высокими. Уже само слово «старец» обязывало к очень и очень многому…

Перед тем как начать свое старческое служение, о. Варнава выразил желание облечься в великую схиму. Точная дата принятия о. Варнавой (Муравьевым) великого ангельского образа пока не установлена. Известно, что произошло это на рубеже 1926-1927 гг. При постриге в великую схиму он был наречен именем Серафим в честь святого преподобного Серафима Саровского чудотворца, которому всеми силами стремился подражать о. Варнава в течение всей предыдущей жизни.

В жизнеописании прп. старца Варнавы Гефсиманского, изданном в 1907 г., есть упоминание о неком его духовном сыне, петербургском купце В. Н. М-ве, видевшем удивительный сон. Наш читатель без труда узнает здесь Василия Николаевича Муравьева, которому Промыслом Божиим через двадцать лет суждено было стать духовником Свято-Троицкой Александре-Невской Лавры.

«Виделось мне, — говорил он, — будто я иду на богомолье в Никольский монастырь, что близ моей родины в Гороховецком уезде (неподалеку от Иверско-Выксунского женского монастыря, основанного преподобным отцом Варнавой. Прим. авт.) Во сне дорога показалась мне незнакомою, и я блуждал по лесу. Вдруг вижу: впереди меня идет старец с сумой за плечами и в руках топорик. Поравнявшись со старцем, я спросил у него, как пройти в Никольский монастырь. Старец сказал: «Пойдем, проведу тебя, я туда же иду». Вглядываясь в своего спутника, я признал в нем о. Серафима (святого прп. Серафима Саровского) и сам спросил у него: «Батюшка, вы будете отец Серафим?»
«Да, я Серафим», — ответил мне старец и мы продолжали свой путь по лесу. Отец Серафим остановился подле попавшегося нам большого пня и сел на него, положив около ног суму и топорик. Сел рядом с ним и я. Вдруг с другой стороны от меня неожиданно явился батюшка Варнава и сел подле меня так, что я оказался среди обоих старцев, которые были очень радостны, облобызались между собой и стали что-то говорить. Но что они говорили между собой, я не мог понять и проснулся». Батюшка Варнава, выслушав этот рассказ, только весело заметил: «Ну вот, был между нами, а не слыхал, что говорили!».
В пророческом сне открылась Василию Муравьеву его глубокая мистическая связь с этими великими подвижниками. С необычайным благоговением относился он к обоим старцам, постоянно призывал их в молитвах, и не случайно его первое монашеское имя — Варнава, а второе — Серафим.

иеросхимонах Серафим (Муравьев)

Молва о благодатном старце о. Серафиме широко разнеслась по северной столице и за ее пределами. С раннего утра до глубокой ночи стекалось к келлии батюшки все больше людей, ищущих благословения, совета в трудных обстоятельствах, молитвенной помощи и утешения в скорбях. Он стал воистину народным духовником.

Сочетая в себе высочайшие духовные дарования с богатым практическим жизненным опытом, о. Серафим был поистине незаменимым наставником. Под его окормлением находилось множество духовных чад — мирян, иноков, священников и архиереев Русской Православной Церкви.

Говорил батюшка, как правило, коротко, но очень сильно, вкладывая в душу собеседника самое для нее существенное. Если требовалось, беседовал подолгу, врачуя душевные немощи подопечных бальзамом Слова Божия, святоотеческих наставлений и мудрых советов, проверенных на собственном духовном опыте.
Порою одной, кротко произнесенной фразой, он несказанно ободрял своих духовных чад: «Молись…». «Терпи…». «Господь умирит злобное сердце…», «Святой преподобный Серафим поможет…», «Господь исцелит…», «Николай угодник вразумит твое чадо…», «Матерь Божия не оставит землю Русскую…» И сбывались слова старца- отступали скорби и невзгоды.
«Не сетуй на тяжесть креста, в день скорби поведай печаль Твою Господу, и Он утешит тебя», — наставлял батюшка тихим и мягким голосом, в котором всегда звучали какие-то особенные, теплые нотки.
«Уж сколько мы от Бога ни бегаем, все равно никуда не уйдем! Будем же умолять Господа, чтобы сохранил Он нас в верности Святой Православной Церкви», — с чувством глубокой веры говорил батюшка. По его советам многие оставляли греховную жизнь, стремились к духовному совершенствованию, забывая мирские привычки и пристрастия.

К концу 20-х годов относится одно из наиболее ранних свидетельств о благодатном даре батюшки исцелять больных. Женщина, одержимая нечистым духом, полностью избавилась от его власти сразу, как только о. Серафим помолился над нею и помазал елеем от лампады.
Келлия батюшки находилась на втором этаже Феодоровского корпуса Лавры. Если о.Серафим не принимал исповедников в Свято-Троицком соборе, то нескончаемая вереница посетителей тянулась сюда, к дверям его келлии. Здесь, возле Казанской иконы Пресвятой Богородицы, образов великомученика и целителя Пантелеимона и прп. Серафима Саровского (Согласно завещанию старца иеросхимонаха Серафима (Муравьева) эти иконы ныне находятся в храме в честь Казанской иконы Пресвятой Богородицы поселка Вырица), стоял аналой с Евангелием и крестом.

«Ныне пришло время покаяния и исповедничетва, — укреплял всех о. Серафим, — Самим Господом определено русскому народу наказание за грехи, и пока Сам Господь не помилует России, бессмыслено идти против Его святой воли. Мрачная ночь надолго покроет землю Русскую, много нас ждет впереди страданий и горестей. Поэтому Господь и научает нас: «Терпением вашим спасете души ваши» (Лк. 21, 19). Нам же остается только уповать на Бога и умолять Его о прощении. Будем помнить, что «Бог есть любовь» (1 Ин. 4, 16), и надеятся на Его неизреченное милосердие…» Многим в ту пору советовал обращаться к молитве Иисусовой: «Непрестанная молитва покаяния есть самое лучшее средство единения духа человеческого с Духом Божиим. В то же время она есть меч духовный, истребляющий вскякий грех». Старец предвидел усиление открытых гонений, когда вся Россия превратится в единый концентрационный лагерь, и умная Иисусова молитва, которой нельзя забывать его духовным чадам, станет добрым средством спасения христианской души, оказавшейся в условиях безбожного государства.

На поприще духовника Александро-Невской Лавры иеросхимонах Серафим (Муравьев) пребывал почти три года. Во время ежедневных многочасовых исповедей батюшке приходилось подолгу стоять на холодном каменном полу Свято-Троицкого собора. Главный храм Лавры в ту тяжелую пору за недостатком дров почти не отапливался, и на стенах часто выступал иней. В особо холодные дни священнослужители вместе с молящимися переходили в церковь Сошествия Святого Духа, где было несколько теплее. Однако о. Серафим мало заботился о собственном удобстве. Известен случай, когда старец непрерывно принимал исповедников на протяжении двух суток.

Постоянное переохлаждение, неимоверные физические и душевные перегрузки (сколько чужого горя принимал на себя старец!) постепенно дали о себе знать, и здоровье о. Серафима резко ухудшилось. Врачи признали одновременно межреберную невралгию, ревматизм и закупорку вен нижних конечностей. Боли в ногах усилились и стали невыносимыми. Долгое время о. Серафим никому не говорил о болезни и мужественно продолжал служить и исповедовать. Лицо же старца было всегда озарено такой светлой радостью, что никто из братии подумать не мог, что батюшка в то же время терпит настоящую муку. Порою лишь голос его становился едва слышным. Настал день, когда о. Серафим просто не смог подняться с постели.

  Новое испытание — болезнь — принял батюшка с удивительным спокойствием и благодушным терпением, словно очередное послушание от Бога. Не было в нем ни малодушия, ни недовольства.

Непрестанно воссылая благодарения Господу, батюшка говорил сочувствующим: «Я, грешный, еще не этого достоин! Есть люди, которые и не такие болезни терпят!»

Дом на Пильном пр. в Вырице. фото

Время шло, но, несмотря на усилия врачей, здоровье старца продолжало ухудшаться. Ему шел тогда 64-й год. Появились застойные явления в легких и сердечная недостаточность. Медики настоятельно советовали выехать из города в зеленую зону. В качестве климатического курорта была рекомендована Вырица. Возвышенная местность, вековой смешанный лес с преобладанием хвойных пород, сухая песчаная почва и целебный воздух — все это должно было благотворно повлиять на здоровье батюшки. Врачи утверждали, что только пребывание в подобном климате может укрепить силы о. Серафима.
Старец ехать наотрез отказался — так тяжело было расстаться ему со своим служением и со многочисленными духовными чадами. Предвидя скорое начало новой волны гонений и полное разорение Лавры, батюшка искренне желал разделить эти страдания со всей братией

Однако, воля Божия о нем была иной. Митрополит Серафим (Чичагов), который в миру имел профессию врача, ознакомился с заключением медицинской комиссии и немедленно благословил переезд. Смиренному духовнику Лавры оставалось только принять это за послушание. К лету 1930 г. о. Серафим покинул город святого апостола Петра. Вместе с ним, по благословению владыки, в Вырицу отправились схимонахиня Серафима (в миру- Ольга Ивановна Муравьева) и их двенадцатилетняя внучка Маргарита — юная послушница Воскресенского Новодевичьего монастыря. Они и прежде часто приезжали в Лавру, навещая о. Серафима. Теперь уход за ним и забота о его здоровье стали главным их послушанием.

Вскоре по Петроградской епархии, как и по всей стране, прокатилась волна еще более жестоких репрессий. Воистину Гефсиманской стала для монашествующих ночь на 18 февраля 1932 г. В народе ее так и назвали — святой ночью. В те страшные часы гонители арестовали более пятисот иноков.
Монастыри и подворья были полностью разгромлены и разграблены. Даже колокольный звон был запрещен. В истории Церкви не раз случалось, что во времена самых жестоких гонений и упадка веры Господь посылал в помощь людям Своих особых избранников — хранителей чистоты Православия. Таким избранником в России 30-х — 40-х гг. стал святой преподобный Серафим Вырицкий.

В ту кровавую пору о. Серафим пишет строки, предрекающие Русской Церкви возрождение и славу:

Пройдет гроза над Русскою землею,
Народу русскому Господь грехи простит
И крест святой Божественной красою
На храмах Божиих вновь ярко заблестит.

И звон колоколов всю нашу Русь Святую
От сна греховного к спасенью пробудит,
Открыты будут вновь обители святые,
И вера в Бога всех соединит.

Стихи эти передавались из уст в уста, распространялись в списках, достигали мест заточения и ссылок.
Вырица… Летом 1930 г. о.Серафим и его родные снимали маленький домик на Ольгопольской улице, затем около года квартировали на улице Боровой. С 1932 по 1945 гг. батюшка снимал часть комнат в доме  7  по Пильному проспекту, принадлежавшем семейству провизора Владимира Томовича Томберга, а с 1945 г. Муравьевы жительствовали на Майском проспекте в доме  41 (ныне 39), у хозяйки Лидии Григорьевны Ефимовой.

Все это время батюшка тяжело болел. Тяжкие недуги причиняли о. Серафиму невыносимые страдания. Особенно беспокоили ноги — болели и отнимались. Однако старец мужественно переносил эти испытания. Никто никогда не слышал от о. Серафима ни единого стона, ни единой жалобы.
После переезда в Вырицу к врачам он уже не обращался, говоря: «Буди на все воля Божия. Болезнь — это школа смирения, где воистину познаешь немощь свою…» Первоначально в Вырице батюшку посещали только самые близкие духовные чада, но вскоре к блаженному старцу вновь устремился людской поток. Посетители с раннего утра и до глубокой ночи «осаждали» келлию старца. Часто приезжали целыми группами или семьями. Обеспокоенные родные пытались оградить батюшку от излишних встреч, но в ответ подвижник твердо сказал: «Теперь я всегда буду нездоров… Пока моя рука поднимается для благословения, буду принимать людей!»

О. Серафим всякий раз сам вызывал к себе тех, кому он был тогда нужнее. Его отзывчивое сердце каким-то особым чутьем всегда улавливало истинное горе в массе пришедшего к нему народа. Каким образом старец находил этих людей, оставалось загадкой — обычно на крыльцо выходила келейница и приглашала пройти в келлию того или иного человека, называя, как правило, его имя и место, откуда он прибыл.

Для множества страждущих о. Серафим был благодетелем, который не только помогал духовно, но и практическими советами, устройством на работу, а также и деньгами через добрых людей. Благодарно принимая пожертвования от посетителей, старец зачастую сразу же раздавал их тем. кто терпел нужду. Все два десятилетия на вырицких квартирах его бессменно окружала одна и та же скромная обстановка — небольшой столик, кожаное потертое кресло, пара стульев, узенькая железная кровать. По детской простоте своей души старец всегда проявлял ту же простоту и в отношении своей внешности. Потертый ватный подрясничек, старенькая полинявшая ряса, все та же летом и зимою теплая скуфеечка — составляли все его одеяние. Если батюшке приносили какие-нибудь новые вещи, он всегда находил, кому их отдать.
Отец Серафим был необыкновенно строг к себе от первых шагов в подвижничестве до самой кончины. Никаких послаблений — пост, бдение и молитва…

В понедельник, среду и пятницу старец вообще не принимал никакой пищи, а иногда ничего не вкушал и по нескольку дней подряд. Окружающим порой казалось, что о. Серафим обрекает себя на голодную смерть. То, что он ел в те дни, когда принимал пищу, едой можно было назвать с большим трудом: в некоторые дни батюшка вкушал часть просфоры и запивал ее святой водой, в иные — не съедал и одной картофелины, иногда ел немного тертой моркови. Крайне редко пил чай с очень малым количеством хлеба.

Священники вырицкой Казанской церкви еженедельно причащали батюшку Святых Христовых Тайн. Помимо этого, в келлии старца всегда хранились запасные Святые Дары и было все потребное для причащения.
Подражая своему небесному учителю, прп. Серафиму, вырицкий старец принял на себя новый подвиг. После переезда в дом на Пильном проспекте он молился в саду на камне перед иконой Саровского чудотворца. Это бывало в те дни, когда несколько улучшалось здоровье старца. Первые свидетельства о молении святого Серафима Вырицкого на камне относятся к 1935 г., когда гонители обрушили на Церковь новые страшные удары.

На протяжении 10 лет совершал старец свой непостижимый подвиг. Это было воистину мученичество во имя любви к ближним. Со многими горячими слезами умолял Господа подвижник о возрождении Русской Православной Церкви и о спасении всего мира.

 И в радости и в горе монах, старик больной,
Идет к Святой иконе, в саду, в тиши лесной.

Чтоб  Богу помолиться за мир и всех людей,
И старцу поклониться о Родине своей.
Молись Благой  Царице  великий Серафим,
Она Христа десница, помощница больным,

Заступница убогих, одежда для нагих,
В скрбях великих многих, спасет рабов Своих.
В грехах мы погибаем, от Бога  отступив,
И  Бога оскорбляем в деяниях своих.

Иеросхимонах Серафим Вырицкий,
1942 г.

Посетители у о.Серафима бывали разные. В тридцатые годы в дом на Пильном с обыском неоднократно приходили чекисты, часто в ночное время. Однажды сотрудники НКВД хотели арестовать батюшку, но родные категорически потребовали медицинского освидетельствования старца ввиду крайне тяжелого его состояния. Приглашенный оперативниками врач подтвердил диагноз, согласно которому о. Серафиму переезд был строго противопоказан.

В другой раз, когда в дом вновь явились чекисты, их победила любовь о. Серафима. Внезапная духовная перемена в настроении старшего из чекистов привела к тому, что они покинули дом батюшки, не тронув смиренного старца.
Преподобным Антонию Великому и Зосиме повиновались львы, Сергию Радонежскому и Серафиму Саровскому- медведи. Отцу Серафиму Вырицкому не раз повиновались самые лютые звери — звери в человеческом обличье…
В январе 1941 г. был арестован и затем расстрелян сын батюшки Серафима — Николай Муравьев (Николай Васильевич Муравьев закончил авиационную школу и в годы первой Мировой войны служил авиатором в русской армии. После 1917 г. четырежды арестовывался богоборческими властями, был в заключении и ссылках. Реабилитирован посмертно как жертва политических репрессий.
Крестным отцом внуков и правнуков иеросхимонаха Серафима Вырицкого был митрополит Николай (Ярушевич)).
Еще одна великая скорбь прошла сквозь сердце и душу старца. Вновь услышали родные и близкие: «Буди воля Божия…»

Знал о. Серафим и о приближении великой войны. Кого-то прикровенно, а близких духовных детей открыто предупреждал он о надвигающейся на Россию опасности…
С началом Великой Отечественной старец усилил подвиг моления на камне — стал совершать его ежедневно.

камень,накотором возносил свои молитвы о спасении Отечества преп. Серафим

Камень, на котором возносил свои молитвы
о спасении Отечества Св.преп.Серафим Вырицкий

Рассказывают родные подвижника: «В 1941 г. дедушке шел уже 76-й год. К тому времени болезнь очень сильно его ослабила и он практически не мог передвигаться без посторонней помощи. В саду, за домом, метрах в пятидесяти, выступал из земли гранитный валун, перед которым росла небольшая яблонька. Вот на этом-то камне и возносил ко Господу свои прошения о. Серафим. К месту моления его вели под руки, а иногда просто несли. На яблоньке укреплялась икона, а дедушка вставал своими больными коленями на камень и простирал руки к небу… Чего ему это стоило! Видимо, Сам Господь помогал ему, но без слез на все это смотреть было невозможно. Неоднократно умоляли мы его оставить этот подвиг — ведь можно было молиться и в келлии, но в этом случае он был беспощаден и к себе, и к нам». Молился о. Серафим столько, насколько хватало сил — иногда час, иногда два, а порою и несколько часов кряду. Отдавал себя всецело, без остатка — это был воистину вопль к Богу! Верим, что молитвами таких подвижников выстояла Россия и был спасен Петербург. Невзирая на холод и зной, ветер и дождь, настойчиво требовал старец помочь добраться ему до камня; невзирая на многие тяжкие болезни, продолжал он свой непостижимый подвиг. Так изо дня в день, в течение всех долгих изнурительных военных лет…

Вырица,Майский пр.39.

Известно, что в самой Вырице, как и было предсказано старцем, не пострадал ни один жилой дом и не погиб ни один человек. Молился батюшка и о спасении вырицкого храма.

В первых числах сентября 1941 г. немцы наступали на станцию Вырица и вели ее интенсивный обстрел. Кто-то из командиров отступавшей советской армии приказал взорвать храм, полагая, что его высокий купол используется в качестве объекта наводки. Однако, посланный офицер не исполнил приказа. Так вырицкая церковь в честь Казанской иконы Пресвятой Богородицы Промыслом Божиим была сохранена от уничтожения…

Другое чудо было в том, что немцы, заняв Вырицу, расквартировали в ней часть, состоящую из православных румын. Осенью 1941 г., по многочисленным просьбам жителей Вырицы, храм был открыт, в нем начались регулярные богослужения.
Истосковавшиеся по церковной жизни люди заполнили храм (он был закрыт богоборцами в 1938 г., но, слава Богу, не разорен). Поначалу прихожане косились на солдат в немецкой форме, но видя, как последние молятся и соблюдают чин службы, постепенно привыкли.
С первых дней войны о. Серафим открыто говорил о предстоящей победе русского оружия.
Румынской частью, расквартированной в Вырице, командовали немецкие офицеры. Им донесли о пророчествах о. Серафима, и вскоре в дом на Пильном проспекте пожаловали незванные гости. И вновь, как когда-то чекистов, батюшка укротил пришельцев через благодатную помощь свыше. Старец сразу поразил их тем, что заговорил с ними на хорошем немецком- ведь в бытность свою купцом он часто посещал Вену и Берлин, сотрудничая с австрийскими и немецкими фирмами. Капитан, который был начальником вырицкой команды, спросил у о. Серафима, скоро ли немецкие части возьмут Петербург? Старец смиренно ответил, что этого никогда не будет. Немцам придется поспешно уходить, а самому вопрошающему не суждено будет вернуться домой, при отступлении он сложит свою голову под Варшавой.
По рассказам бывших очевидцами местных жителей, этот немецкий офицер действительно погиб в Польше, а невольники, (о. Серафим еще в начале войны предсказал ряду жителей Вырицы будущее пленение и последующее благополучное возвращение из неволи), были возвращены на Родину. Пророческие слова о. Серафима подтвердил и румынский офицер, также служивший во время войны в вырицкой команде. В 1980 г. он приезжал поклониться могиле старца и, разыскав вспомнивших его местных жителей, поведал о подробностях того отступления.
Явление Богородицы прп. Серафиму Вырицкому. Икона.  Война поломала несметное количество судеб, и многие спешили в Вырицу со всех концов России в надежде узнать о судьбе своих ближних от о. Серафима. Кто-то узнал о пропавших без вести, другие по молитвам старца устроились на работу, третьи обрели прописку и кров, но главное — веру.
В 1945 г. Господь призвал от земных трудов схимонахиню Серафиму (в миру Ольгу Ивановну Муравьеву, супругу батюшки). Почти шесть десятилетий она была для о. Серафима преданной спутницей жизни, и ее кончину подвижник пережил с ощущением, что разлука недолга и скоро им предстоит встретиться в вечной жизни. У него был рисунок могилки матушки Серафимы, который сделала ему Светлана Георгиевна, художница, дружившая с семьей Муравьевых. Батюшка показывал на него и с любовью говорил: «Вот здесь и я буду рядышком с ней лежать….»
В последние годы о. Серафим был совершенно прикован к постели. В некоторые дни состояние здоровья батюшки ухудшалось настолько, что он даже не мог отвечать на записки, которые передавали через келейницу. Но как только наступало хотя бы небольшое облегчение — батюшка сразу начинал прием страждущих.

Время земного странствия подвижника подходило к концу. Старцу был открыт час его перехода к Вечности. За день до этого он благословил родных и близких иконками прп. Серафима Саровского, а келейнице матушке Серафиме сказал: «Во время моего погребения береги ребрышки…» (Это предостережение оказалось пророческим: в день погребения праведника, при большом стечении народа, матушка Серафима из-за сильной давки получила перелом двух ребер).     Ранним утром преподобному Серафиму в ослепительном сиянии явилась Пресвятая Богородица и жестом правой руки указала на небо. Сообщив об этом родным, подвижник объявил: «Сегодня принять никого не смогу, будем молиться», — и благословил послать за о. Алексием Кибардиным. С благоговением были прочитаны акафисты Пресвятой Богородице, свт. Николаю Чудотворцу и прп. Серафиму Саровскому. После того как о. Алексий причастил старца Святых Христовых Тайн, о. Серафим благословил читать Псалтирь и Евангелие. Ближе к вечеру батюшка попросил посадить его в кресло и стал молиться. При этом он иногда справлялся о времени. Около двух часов ночи о. Серафим благословил читать молитву на исход души и, осенив себя крестным знамением, со словами: «Спаси, Господи, и помилуй весь мир» отошел к вечным обителям.

Часовня прп.Серафима в Вырице (фото Николай)

Облачение и гроб прислал в Вырицу митрополит Григорий (Чуков). Три дня шел ко гробу праведника нескончаемый людской поток. Все отмечали, что его руки были удивительно мягкими и теплыми, словно у живого. Некоторые ощущали возле гроба благоухание. В первый день после блаженной кончины старца исцелилась слепая девочка. Мать подвела ее ко гробу и сказала: «Поцелуй дедушке руку». Вскоре после этого девочка прозрела. Этот случай хорошо известен вырицким старожилам.
Отпевание о. Серафима отличалось редкой торжественностью. Пели три хора — вырицких Казанской и Петропавловской церквей и хор Духовных академии и семинарии, где по благословению митрополита Григория в день погребения вырицкого подвижника были отменены занятия. Одним из четырех воспитанников Духовных школ, удостоившихся стоять у гроба великого старца, был будущий Святейший Патриарх Алексий II. «Мы не прощались с батюшкой, а провожали его в жизнь вечную», — вспоминают многие.

При погребении о. Серафима Вырицкого впереди гроба несли образ прп. Серафима Саровского с частицей мощей святого угодника Божия (Этот образ, который иеросхимонах Серафим завещал вырицкому Казанскому храму, в начале 70-х гг. был похищен в результате взлома дверей неизвестными злоумышленниками. Вскоре в лесу был найден киот от иконы. По милости Божией, удалось найти образ, подобный утраченному — его пожертвовала архивариус С.-Петербургской Духовной академии Екатерина Даниловна Уварова. Стараниями протоиерея Павловского собора города Гатчины Евгения Николаевича Сенько (3.11.1916 — 1.10.1981) в икону была помещена и частица мощей прп. Серафима Саровского), как и предсказал вырицкий подвижник еще в довоенные годы.

Святой преподобный Серафим Вырицкий отошел к Вечности 3 апреля 1949 г. Град небесный — горний Иерусалим — распахнул свои врата пред новым небожителем, навсегда приняв его в свои Божественные чертоги.

 

 

Отче  Серафиме, моли Бога о нас !

Петербургский вектор религиозного образования в XXI столетии

 

Доклад на конференции «Перспективы развития религиозного образования в культурологическом контексте современной России»

Автор: Виктория Олеговна Гусакова, кандидат искусствоведения, заведующая сектором методической работы  Отдела религиозного образования и катехизации  Санкт-Петербургской епархии.

Понятие «петербургский вектор образования» прочно занял свои позиции в современной школе.
Применимо ли оно к религиозному образованию, и если мы предположим утвердительный ответ – то каким он должен быть?  

Давайте разберемся.  Какие ассоциации у нас возникают, когда мы говорим петербургский …?

Петербургский – это какой? 

Величественный, имперский, горделивый, строгий, стройный державный… иными, словами пушкинский. Многообразие эпитетов нашему городу оставили поэты и писатели. Кто только не описывал Петербург в своем творчестве: А. Пушкин, Н. Гоголь, Ф. Достоевский, А. Ахматова, М. Волошин, В. Маяковский, С. Черный, В. Брюсов, А. Белый и многие другие. 

Петербургский вектор задает ориентир на высокую или элитарную культуру. Возможно кто-то скажет, что это вектор на «западный манир», на который ориентировался Петр I – основатель города.

Обратимся к понятию «элитарная культура».  

В сети Интернет можно прочитать, что это культура привилегированных групп общества, а ее черты – закрытость, аристократизм и ценностно-смысловая самодостаточность.

Далее можно прочесть, что элитарная культура: 1) высокая культура противопоставляется массовой по масштабам воздействия на узкий круг лиц или на массы; 2) элитарная культура характеризуется производством ценностей, образцов, которые в силу своей исключительности рассчитаны на узкий круг людей.

Вряд ли кто будет оспаривать факт, что в России производство ценностей относится к сфере православной культуры, но при этом можем ли мы говорить, что православная культура охватывает узкий круг лиц? 

Нет. Достаточно вспомнить идеалы православной культуры – святых. Кого только не включает круг избранных: и крестьян, и князей, и военачальников, и ученых, и царей, и императоров. 

Вы спросите, а при чем здесь Санкт-Петербург? 

А при том, что именно Санкт-Петербург был столицей исключительно православной империи, не царства и не республики, а именно православной империи. Всего в истории такой статус имели только Константинополь и Санкт-Петербург.  Константинополь пал, а Петербург стоит и иному не бывать.

А как быть с тем, что государь император Петр I строил столицу на «западный манир»? 

Обратимся к историкам. 

Профессор Н.И. Павленко пишет: Санкт-Петербург… «был не только любимым детищем и гордостью Петра, но и символом его царствования, выражением эпохи преобразований… это был уникальный город… по складу жизни, быта…

Петербург по праву можно считать примером того нового, что Петр стремился дать России».

Конечно, Петр I учитывал передовой опыт Западной Европы, который не всегда был полезен России. Но никогда царь не изменил православной вере и до последнего вздоха был верен Отечеству.   

Реформы Петра I касались и образования, которому тоже задавали более высокий уровень. Например, указы 1702 и 1708 годов требовали ставить на церковные должности только «ученых», т.е. прошедших школьный курс. 

Надо отметить, что наша Санкт-Петербургская духовная академия тоже ведет свою историю с эпохи Петра Великого. Родоначальницей нескольких учебных заведений Санкт-Петербурга, в том числе духовной академии, стала Славенская школа, основанная в год окончания Северной войны со Швецией. 

11 июля 1721 года распоряжением архиепископа Новгородского Феодосия (Яновского), во исполнение императорских указов, велено было «учредить во общую пользу при Александро-Невском Монастыре, для учения юных детей чтения и писания, Славенскую школу.

Санкт-Петербург – уникальный город, с одной стороны, он воспроизводил традиции столицы православной империи, а с другой – был городом-новатором.

Поэтому и петербургский вектор религиозного образования должен задавать направление на сохранение традиций и давать примеры инноваций другим духовным школам.

Мы уже определили, что образование, включая религиозное, – это часть культуры. В России, а в Санкт-Петербурге особенно, оно имеет одну особенность, отличную от западных стран – оно открывает человеку путь к Богу не средствами знаний, а через Откровение,

 По словам о. Ильи Макарова: «Петербург дает нам возможность постоянного пребывания в состоянии воскресения. …

 Философия города на Неве заключена в манифестации Божественного присутствия в нем, отсюда и переход наших рассуждений от философии и искусства в область богословия и духовной культуры. Христос с каждым из нас тем ощутимее, чем больше мы понимаем богословскую перспективу культуры Петербурга – и это актуально в наше время также. 

Вот здесь-то и заключается петербургский вектор религиозного образования – этот вектор направлен на встречу человека с Богом и последующее осознание постоянного присутствия Бога в своей жизни. 

Эта встреча и осознание возможны здесь, в нашем городе, в Санкт-Петербурге. 

Соответственно человек, получающий религиозное образование в Санкт-Петербурге – это человек, встретивший Христа и осознавший Его присутствие в своей жизни.

А разве может такой человек не ощутить красоты Санкт-Петербурга, не проникнуться чувством добра к нашему городу и всей России, не узреть в какой-то миг саму Истину? 

Завершая доклад, попробуем составить портрет петербургского церковного специалиста.

Конечно, это воцерковленный человек, духовно и гуманитарно образованный, и если не знающий наизусть «Евгения Онегина», то хорошо цитирующий А. Пушкина и Ф. Достоевского, умеющий отличать Литургию П. Чайковского от С. Рахманинова, и имеющий потребность регулярно посещать не только богослужение, но театр и музей.


Но самое главное, петербургский церковный специалист – это счастливый человек, потому что в его жизни состоялась встреча с Христом.

Презентация к докладу

Фильм к 75-летию Победы выпущен в Красносельском округе

Фильм к 75-летию Победы выпущен в Красносельском округе

 

В Красносельском благочинии к 75-летию Победы в Великой Отечественной войне был подготовлен фильм с участием воскресных школ «Великая Победа — моя история». Дети от 6 до 16 лет вместе со своими учителями и родителями в фотографиях и видеосюжетах рассказали о родных, своих прадедушках и прабабушках, которые жили в то тяжелое время и защищали родную землю, свое Отечество. Некоторые ребята проиллюстрировали семейные истории, рисунки также использованы в фильме.

В видеопроекте приняли участие учащиеся воскресных школ благочиния при храмах праведного Иоанна Кронштадтского на Кронштадтской площади, мученицы царицы Александры в урочище Сосновка, святителя Иоанна Милостивого в Южно-Приморском парке, равноапостольных Константина и Елены на улице Доблести, Преображения Господня в Лигове, на приходе строящегося храма преподобного Алексия, человека Божия, в Горелове, воспитанники Детско-юношеского центра имени святого Иоанна Кронштадтского.Видеосюжеты преимущественно посвящены историям о помощи Божией во время войны и блокады нашего города, которые хранятся в семьях и передаются из поколения в поколение. Так, учащийся воскресной школы при храме святого праведного Иоанна Кронштадтского на Кронштадтской площади Алексей Харченко рассказал о случае, который и сейчас вспоминает его бабушка Галина Фомичева, родившаяся в Ленинграде 24 мая 1941 года. Она услышала эту историю от своей мамы Марии Артамоновой.

Когда началась война, отец Галины сразу ушел на фронт, а мама осталась жить и работать в городе. Как-то Мария с дочкой проезжали мимо Красненького кладбища на трамвае. Вдруг объявили воздушную тревогу, всех высадили. Люди бросились на кладбище и стали прятаться. Мария села на могилу с ребенком на руках и стала молиться. Она просила Бога о том, что если им суждено умереть, то пусть Он заберет или их обеих, или одну малышку, ведь в случае смерти матери ребенок бы не выжил. Бомбежка продолжалась, снаряды падали совсем рядом. Почти все, кто прятался на кладбище, погибли, но Мария с дочерью остались живы. Свой видеосюжет Алексей заканчивает словами: «Так по молитве прабабушки были спасены жизни ее и бабушки и сохранилась жизнь целого рода».

Ветераны рассказывают, что пронесли материнское благословение через всю войну, по молитве преодолевали ситуации, казавшиеся совершенно безвыходными, и чудом оставались живы. Ребята показали сохранившиеся семейные реликвии — кресты, иконы, — прозвучала оригинальная аудиозапись молитвы прадедушки одной из участниц.

Особое внимание в видеопроекте было уделено значительному вкладу Русской Православной Церкви в Победу. Видеоматериалы и фотографии повествуют о том, как духовенство переживало вместе со своим народом скорбь и страдания, которые обрушились на нашу страну. Совершались молебны, крестные ходы в городах и деревнях. Верующими были собраны деньги на танковую колонну «Димитрий Донской», самолетные эскадрильи «Александр Невский» и «За Родину».

«Дорогие братья и сестры! В этом году мы отмечаем 75-летие Победы в Великой Отечественной войне, — обратился к зрителям благочинный Красносельского округа протоиерей Михаил Подолей. — Подвиг нашего народа неизгладим, что бы ни происходило в дальнейшем, какой бы трансформации ни подвергалось сознание многих, особенно желающих исказить правду о войне. Наше сознание не поколебать, так как мы имеем живые свидетельства той поры, и в нашем фильме через рассказы взрослых и детей это показано. Будем всегда хранить светлую память о защитниках нашей земли, о всех перенесших лишения военных лет и с твердостью духа, крепкой верой в Бога смотреть в будущее!»

Фильм дополняют святоотеческие высказывания, например, преподобного Ефрема Сирина: «Кто благодушествует и проявляет мужество в опасностях, если и умрет, то умрет как доблестный, а кто останется в живых, тот пребывает в славе».

Сказано и о том, что определением Архиерейского Собора Русской Православной Церкви 1994 года установлено совершать в День Победы, 9 мая, особое поминовение усопших воинов, за веру, Отечество и народ жизнь свою положивших, и всех страдальчески погибших в годы Великой Отечественной войны 1941 — 1945 годов и благодарственный молебен за дарование Победы.

Поскольку День Победы всегда приходится на пасхальные дни, в завершение звучит пасхальный тропарь в исполнении хора духовенства Санкт-Петербургской митрополии под управлением Юрия Герасимова.

Продолжительность фильма — 35 минут.

Рисунок Алексея Харченко
ИА «Вода живая»,
11.05.20